– Дети у вас есть? А коли есть, то были они и маленькими. С ними надо нянчится. Вы их за собой же не таскали. В магазин пойти или в садик. Неужели всей ордой шли? – Крепче держит спутника. Еще раз так махнет рукой, свалится.
– Есть дети. Двух сынов вырастил. Не таскали, тут ты прав. Я о другом говорю. Когда дети пристроены, то мы всегда вместе. И ревности между нами не было. А ныне мужик по чужим бабам шляется. И не ведает, мед источают уста чужой жены, и мягче елея речь ее; но последствия от нее горьки, как полынь, ноги нисходят к смерти, стопы ее достигают преисподней. Если бы ты захотел постигнуть стезю жизни ее, то пути ее непостоянны, и ты не узнаешь их. И бабы туда же. От ревности, горечи и одиночества. – Сокрушается. Печально кивает головой.
– Прав ты, дедушка. Как поется в песне: я от горечи целую всех, кто молод и хорош. Ты от горечи другую ночью за руку ведешь. – Если б не старик, которого надо держать, так ноги бы выдали пару коленец. Голос у Артема красивый. Поет хорошо.
– То-то и оно. И земля сотрясается. Там пожары, здесь потопы. От трех трясется земля, четырех она не может носить: раба, когда он делается царем; глупого, когда он досыта ест хлеб; позорную женщину, когда она выходит замуж, и служанку, когда она занимает место госпожи своей. И нашел я, что горче смерти женщина, потому что она – сеть, и сердце ее – силки, руки ее – оковы; добрый пред Богом спасется от нее, а грешник уловлен будет ею. – Держит парня за рукав, словно хочет от блуда мерзкого удержать.
– Согласен. Так мы Матвей вообще без женщин остаться должны. – Артем готов смеяться до слез от рассуждений старика. – Кто тогда детей будет нам рожать?
– Не понял ты меня. Истреблять их не следует. Только держатся должна за мужем. Не выскакивать вперед.
– Нет, Матвей, так уже жить не получится. Ева была сотворена из ребра Адама, потому и подчинялась ему. А Лолит создана, как и Адам, из глины. Сочла себя равной Адаму и сбежала от мужа. И моя жена из глины. Бросила меня. Не стала ждать. Были женщины, что за мужьями в Сибирь шли. Моя трех лет не выдержала.
– Не кручинься. Ты найдешь себе, а она пожалеет. Не пара вы были.
– А я верил, любит она меня. Обманулся. – Горькие воспоминания шевелились в душе Артема.
Вот и магазин. И дверь открыта. Чему бы ни верил Матвей, чего бы ни просил у Господа, Артем молил и надеялся, местная продавщица не закрыла двери к пище телесной, не продела замок в дверные ушки и не ушла восвояси. Такое может быть на селе. И останутся они без земной пищи. На одной духовной далеко не уедешь. Тут хоть побирайся по соседним домам. Кто картошки даст, кто репы прошлогодней.
Слава Тебе, Господи. Открыто. И мне, неверующему, по моему безверию хоть что-то дал. Артем посмотрел на небо и подмигнул хитро Всевышнему.
Вошли в магазин. Королева местной лавки бранилась с мужиком. Тот покачивался, даже придерживаясь за прилавок.
– Сказала, не дам в долг. Отвали, Семен. Вот тебе Бог, вот тебе порог. Пошел отсюда.
– Галя, мне чуток. Я после заплачу. – Причитал мужик.
– Много вас тут ходит, всем давать устанешь. Пусть жена тебе в постели дает. А я не давала и давать не буду. Как сейчас взгрею чем, так вылетишь. За последние волосенки ухвачу и выкину из магазина. Пошел!
Мужичок поплелся. Пытался попасть в дверной проем. С третьей попытки получилось.
– А вам что? Что брать будете? – Галя еще не отошла от скандала с мужиком.
