Однако в последнее время от всех них перестали приходить письма. Это тревожило, но с другой стороны, пока не было информации о новых сражениях в тех регионах, а поэтому уповать на самый худший исход было рано. А’Ллайс и её мать по-прежнему винят в этом молчании нарушенную логистику доставки военной почты.
Всё же, в моменты полного отчаяния, человеку нужно во что-то верить…
Как и значилось в повестке, А’Ллайс действительно отправляют на восток. Кроме того, оказалось, что её уже давно приписали к 22-й пехотной дивизии с величественным названием «Великий Кайзер» – звучит! Теперь осталось добраться до города Браттенфельда, в котором расположена командная ставка всего Восточного фронта, а уже оттуда до передовой и нужной дивизии, как говорят восотийцы, будет «рукой подать».
Расписавшись во всех необходимых документах, А’Ллайс получила комплект полевой формы, состоящий из: военное нижнее бельё, шерстяные подштанники и носки, чёрные штаны, тёмно-серые армейские резиновые сапоги до колена, рубашку из сукна, слегка потрёпанный серо-зелёный китель с оловянными пуговицами и красной окантовкой, чёрные перчатки с металлической пластиной, тёмно-зелёную шинель, синий шарф-платок, жетон с краткой информацией о носителе, а также полевую офицерскую фуражку. С виду и на ощупь одежда оказалась весьма удобной, да и надев на себя весь комплект (кроме шинели) экипировка не вызвала никаких нареканий. Разве что смутила бирка на воротнике кителя с чужим именем – «Эрика Паульс». Ответственный за выдачу формы человек сообщил, что это фабричная ошибка, после чего спешно срезал бирку, и принёс за данное недоразумение свои извинения. Не став придавать этому большего значения, А’Ллайс пожала плечами, взяла свой чемодан и зацокала подошвами новых сапог в сторону вокзала, благо до него пешком всего один квартал.
До вокзала А’Ллайс добралась всё также без приключений. Здесь было заметно оживлённее, чем в других местах города. Вокруг некогда гражданских паровозов, которые в настоящий момент конфискованы правительством и переданы под нужды армии, столпилось множество людей. В основном это были мужчины совсем юного или же, наоборот, преклонного возраста, а ещё люди с ограниченными возможностями – на фронт сейчас гребут всех без разбора, лишь бы закрыть бреши в обороне. Были на вокзале и женщины с маленькими, бледными, исхудавшими детьми – кажется, это семьи, что провожали на фронт своих отцов, мужей и детей.
– Эй, ну чего ты? Не плачь…
Молодой парень опустился на колено перед маленькой сестрой, стоящей возле матери.
– Обещай, что будешь слушаться матушку и во всём ей помогать, – продолжал говорить он, грустно улыбаясь и поглаживая юное личико девочки. – Хорошо?
– О-обещаю, – говорила девочка сквозь слёзы. – Н-не уезжай от нас…
– Не могу… – покачал головой парень.
– Отец в прошлом году тоже уехал, и всё ещё не приехал!.. – продолжала хныкать девочка. – Ты тоже не вернёшься?..
После этих слов на лице её матушки проступили слёзы, и она отвела взгляд в сторону. Юноша замолчал и поник головой. Он прижал к себе сестру в объятиях и сказал:
– Он вернётся. И я вернусь. Ты только… Будь сильной…
А’Ллайс отвернулась, чтобы не поддаться эмоциям. Сейчас весь вокзал был наполнен подобными сценами прощания солдат со своим близкими. Никуда не спрятать свой взгляд, нигде не укрыться от надвигающегося чувства тоски…
