Прасковья сторонилась соседей, часами сидела одна, сжимала старые сморщенные руки, обводила глазами пустые углы и грустила по мужу, убитому на войне. Память с болезненной точностью рисовала счастливые картины прошлого. От усталости за годы одиночества шептала со слезами на глазах:
– Милый мой… Милый мой…
Ветви вербы застенчиво постучали в окно, и раздался нежный тихий голос:
– Заждалась, родимая? Ждёт нас дорога дальняя, но ты не переживай, всё обустроил как полагается…
Прасковья бросилась к мужу:
– Чего так поздно? Думала, что забыл совсем. Щи свежие, отведай…
Муж снял фуражку, оправил усы, тряхнул чубом:
– Пора, Прасковьюшка. Дел много неотложных, важных.
– Пора, так пора, – покорно ответила Прасковья. Сегодня она снова стала счастливой, и счастье её с ней рядом. – Присядем на дорожку…
Дверь внезапно открылась и в комнату вбежала соседская девчушка Катька:
– Баба Проня, чего сидишь, коза твоя со двора сбежала!
Молчала Прасковья, счастливая улыбка навсегда застыла на её лице.
Катька крикнула в окно:
– Матвейка, беги скорей до мамки. Нет больше с нами Прасковьи…
Девочка аккуратно сложила письма в старую коробку.
– Сохраню их, баба Проня. Я рассказы твои все записывала. Вырасту, книгу напишу, о том, как любить надо и верить, и ждать…
