– Ну, хорошо, предположим, у них есть агентура. Ну, и как им тебя заполучить? У тебя нет машины, выезжаешь ты из Ишува редко, а если едешь, то на автобусе, защищенном от пуль. Когда нет автобуса, ты берешь тремп. Так ты же не будешь об этом давать объявление в «Кешер амиц» – ишувской газете. Или ты думаешь, они по твою душу в сам Ишув явятся? Это ведь ишув, а не квартал в Городе, пропитанный пылью и вонью от никем не убираемых дохлых собак и кошек. Здесь для араба каждый шаг – как по канату. Он с автоматом крадется в темноте и смотрит, где дети бегают. Туда он и заходит. Будет он ломиться в запертую дверь, поднимать шум, чтобы подсесть на пулю одного из сбежавшихся поселенцев вместо того, чтобы насаживать их на свои пули.
Нет, им меня не достать!
От неожиданного стука в дверь я весь тут же покрылся потом, будто меня завернули в мокрое полотенце. Вот тебе и смельчак. Вот тебе и оптимист!
Нет, конечно, это был не араб с автоматом, а Хаим, наш учитель английского. Хаим – йеменский еврей. Он хромает – по одной версии после ранения в Ливане, по другой – от полиомиелита. Он еще миниатюрнее, чем я, и такой же живчик. Сейчас у него наблюдалось явное повышение температуры на почве бешенства. Бешенство хлестало из его карих глаз, неразбавленное, какое бывает только у южного человека. На суперсмуглых щеках проступал румянец, что придавало им фиолетовый оттенок.
– Что случилось, Хаим?
– «Что случилось? Что случилось?» Где ты бегаешь? Дома тебя нет, мобильный закрыт!
– Мобильный был на подзарядке. Я его ночью включил и забыл выключить, вот он и разрядился.
– Ну вот! Мобильный закрыт, сам торчишь невесть где, а тем временем в Ишув явился корреспондент «Маарива»!
Вот оно! Значит, укрыться не удастся. Теперь мое имя расщебечут воробьи по всей стране, и…
«…Кальман Фельдштейн
Уриэль Каалани
Тувия Раппопорт
Иошуа Коэн
Иегуда Рубинштейн
Ури Броер
Барух Фельдман
Малахи Нисан
…………
Рувен Штейнберг»
Араб с автоматом проступил на фоне облупившейся грязно-белой известковой стены за спиной Хаима. На этот раз он был совсем не похож на призрак – высокий, без кровоподтеков на лбу. Он передернул затвор «калаша» спокойно, как бы оценивающе взглянул на меня, улыбнулся и начал целиться. Я заставил себя, отвести взгляд и «врубиться» в то, что говорит Хаим.
– … и ты понимаешь, они уже идут к машине, а я слышу, как он говорит: «я, говорит, побежал, выстрелил, вон там были ребята…» гляжу, а этот корреспондент начинает фотографировать – сначала площадку с разных ракурсов, а затем Турджемана с автоматом. И тут я понял.
– Что ты понял? – я настолько впился всем своим существом в то, что говорил Хаим, что если бы сейчас меня ударили по ноге, наверно, не почувствовал бы.
– Турджеман сказал корреспонденту, что это он застрелил террориста! – театрально выкрикнул Хаим, по-римски воздев правую руку.
– Что?! – я аж подпрыгнул от радости. Призрак исчез.
– Вот именно, – удовлетворенный моей реакцией, произнес Хаим. – Я тоже ужасно возмущен.
– Да нет же! – заорал я. – Продолжай! Продолжай!
– Я бросаюсь к машине, – продолжал он, – и еще издалека слышу, как этот корреспондент говорит: «Ты герой. Я горжусь, что среди нашего народа есть такие парни». И по плечу хлопает, а тот, скотина, улыбается. А этот – раз и в машину. Я бегу, рукой машу – стой, мол! – а корреспондент эдак пальчиком повел влево-вправо, дескать, «тремпистов»
