На счастье, или на беду недалеко от их дома находилось художественное училище. Емеля, рисовавший не лучше других, постоянно вертелся в кругу студентов. В школе при всяком удобном случае любил блеснуть знаниями фактов из истории искусств.
Когда Емеля учился в старших классах, рядом с их домом поселилось товарищество художников. Тогда он безвылазно стал пребывать в среде мастеров кисти и плакатного пера. Увидел, как из рук обыкновенных людей выходили копии картин художников-классиков. Потом эти копии развешивались в ресторанах, на вокзалах и в других публичных местах. Он видел, как при помощи трафаретов, вырезанных из бумаги, получаются плакаты, узнал технологию шелкографии. Руки сами тянулись к творчеству. Он собирал использованные трафареты, расчерченные в клеточку журнальные иллюстрации, выброшенные банки, из которых можно наскрести малую толику красок и пытался сам изготовить плакат. Но умения не было, терпения не хватало. Всё разбрасывалось, оставались только испачканные руки, одежда и… разочарования.
Но не сильное желание написать картину или создать плакат для удовлетворения внутренних потребностей тянуло юного любителя к художникам. Не стремление постичь тайны творчества и почувствовать волшебную силу созидания. Его более удивляло и привлекало то, что художники получали за работу большие деньги. Они ходили в бухгалтерию за зарплатой с балетками – этакими небольшими чемоданчиками. В ту пору, когда страна ещё не полностью восстановилась от военной разрухи, когда в сёлах не видели наличных денег, такими суммами, что получали художники, ворочали немногие. Деньги – вот что пленило слабый разум и юную душу.
В товариществе в основном были художники-самоучки, самодеятельные. С образованием среди них была единственная скульпторша, которая выполняла заказы на изготовление памятников по всему краю. О её зарплате даже сами художники говорили с привздохом:
– Куда нам до неё?!
Вот на кого хотел быть похожим Емеля. И поставил перед собой задачу – непременно получить специальное образование. Непременно стать художником! Тогда он утрёт носы многим своим одноклассникам. Пусть знают, завидуют и жалеют, что когда-то изгоняли его из своих компаний, не водили с ним дружбу. Пусть все родственники и знакомые, кое – как перебивающиеся от зарплаты до аванса, скрипят зубами от зависти! Он весь мир положит у своих ног! Это его единственная и непоколебимая мечта! И будет так!
Емеля не замечал, что большие деньги не делали художников счастливее и богаче, что они постоянно ходят в старых пальто и беретах, стоптанных ботинках и потёртых пиджаках. Постоянно занимали друг у друга деньги. Но зато как гуляли творцы! Подвыпивши, они всегда затевали дискуссии об искусстве, о великих художниках. Иногда, более просвещенные из них, говорили о направлениях и течениях, традициях и школах. Но это происходило только за столом. Тогда они многозначительно поднимали к небу глаза и указательные пальцы, говоря:
– Левитан – это да!
– Суриков – это величина!
– А Репин? А Куинджи?
Они смотрели на репродукции картин Айвазовского и Шишкина, как верующие смотрят на иконы.
Когда Емеля сам брал в руки эти репродукции, то видел только деревья, воду, людей и… больше ничего! Чем восхищались, чему удивлялись художники – этого понять не мог. В чём здесь величие? Всё так, как в жизни. Кажется, возьмёт он кисти и краски и нарисует не хуже. А в школе на уроках рисования он любил изображать из себя большого знатока искусства. Сначала поджимал губы, а потом, копируя своих кумиров, также закатывал под лоб глаза, тыкал пальцем в потолок и говорил:
