Глянув на стремительно темнеющее небо, заволакивающееся низкими лохматыми тучами, Максим ругнулся. Съёжившись от очередного резкого порыва ветра, накинул капюшон штормовки на голову и решительно повернул катер в сторону близлежащих шхер[5].
– Практически исход из Египта[6], – пробормотал он, с трудом удерживаясь на скользких камнях под штормовым ветром. Закрепив катер и перетащив часть вещей в пещерку, знакомую ещё по двадцать первому веку, начал обустраиваться, поставив экран из куска брезента и металлическую походную печку, – спёр[7] что можно и нельзя.
Из Германии пришлось уходить второпях, грязненько. Казалось бы, предусмотрел всё, ан нет…
* * *
– Нам нужны такие люди как вы, – Обдавая запахом дешёвого табака и алкоголя, уверенно вещал немолодой полковник, занимающий немалый пост в РОВС. Рослый, несколько грузный, с одутловатым лицом, он стоял перед Максимом, слегка раскачиваясь на носках и заложив руки за спину. Маленькие, изрядно заплывшие умные глаза, маслинами блестевшие тщательно выбритом лице, неотрывно следили за собеседником.
Парахин давно уже съехал от Мацевича, но деятели РОВС никак не могли отцепиться от интересного им человека, отловив перед рестораном, где работал попаданец. Не лучшее место для разговора, но Максим оказался очень уж увёртливым.
– Изрядное мастерство в джиу-джитсу и выдающиеся атлетические кондиции делают вас отличным инструктором для наших подразделений. А там кто знает… – растянув тонкие дряблые губы в резиновой улыбке, полковник сделал многозначительную паузу, чуть поиграв лицом, – если покажете себе истинным патриотом, то могу пообещать и офицерское звание.
С истинными патриотами Максим уже сталкивался в заведении Мацевича. Подвыпившие беляки когда вполголоса, а когда и открыто обсуждали диверсии в СССР.
– … тот поезд под Белостоком! Ну, проводница такая… симпатичная чернуля.
– Которую ты после… – собеседник делает характерный жест рукой по горлу.
– Так после же, а не до, – хохотнул рассказчик. Послышались смешки…
– До? Оригинальное у вас мышление, поручик, – голос, впрочем, звучит скорее одобряюще.
– … нет, господа, – пьяненько говорит лысоватый белогвардеец, – чернульками, тем паче комсомольскими, я не увлекаюсь. Я… вот! Коллекция, изволите видеть!
На ладони у лысоватого орден Ленина.
– … снимаю с тех, кого самолично в пекло отправляю. Пять орденков савецких, господа. Пять!
– А я…
Воевать против Родины не хотелось категорически, да и офицерское звание… смешно, право слово! Какого государства?! И сидеть потом с подобными людьми за одним столом? Нет уж!
– Простите, господин полковник, – со всем вежеством ответил Парахин, закрыв дверь служебного входа, – я далёк от политики.
Рабочая смена закончилась, отчаянно хотелось домой, постоять под душем и полежать на диване с газетой.
– Жаль, – с непонятной интонацией сказал белогвардеец, – Неволить не будем – как надумаете, так обращайтесь.
Приподняв чуть потёртую шляпу котелком, мужчина удалился геморройной походкой, широко расставляя ноги и оттопырив зад.
Звериное чутьё уголовника заблажило в голос. Распрощавшись, проводил полковника взглядом и не стал возвращаться на квартиру, затерявшись в трущобах. Через пару часов, оторвавшись от возможной слежки с гарантией, залёг в крохотной сырой квартирке в нищем рабочем квартале.
