Однажды он уже пытался убежать из дома. Ему было четырнадцать. Но тогда он не продумал план, не взял никаких вещей, еды и самое главное – денег. Провел три дня на озере, закоченел от голода и вернулся домой, где его встречал ремень, застегнутый на дополнительную дырку из-за избыточной любви хозяина к себе. Этим ремнем, в котором проявлялась вся забота к сыновьям, отец и отхлестал его за то, что «столько сил в тебя вложили с матерью, не спали ночами, зарабатывали на лучшее будущее». Тогда он решил окончательно, что оставит место, где так бурлила «любовь» и выжигала своей силой все сердце.
Он откладывал деньги, которые мать давала ему на столовую. За три года такой экономии он скопил несколько десятков тысяч рублей. Самое сложное было прятать их в разных местах: в карманах курток, которые висели в гардеробе, в зимних ботинках, в коробке с книгами, которая стояла на шкафу. В других местах прятать было опасно – ремень часто слетал с дополнительной дырочки и рассекал воздух, как сабля, сметая мебель и вещи на своем пути. А последнее время метания ремня не прекращались. Отец устраивал скандалы по любому поводу: невымытая чашка, которая тут же летела в стену, почему не читаешь энциклопедию, я тебе ее еще на Новый год подарил, почему у нас вечно нет яиц на завтрак, я и так устаю…
Минута молчания наступила только тогда, когда погиб Петя в автокатастрофе. На время отец отстал от Марка, но всю злость перенес на мать. На нее посыпались бесконечные обвинения, что она не воспитывала детей, не следила за ними, он целыми днями работал на общее благо, а она сидела дома.
Жизнь стала невыносимой. Марк начал тайком продавать вещи, которые принадлежали Пете: плеер, кассеты и значки «Нирваны» и группы «Кино». На память о брате он оставил блокнот, в котором на первой странице было написано: «Смерть стоит того, чтобы жить. А любовь стоит того, чтобы ждать». Он спрятал его в один из внутренних карманов рюкзака, с которым ходил везде.
Теперь после школы он не торопился домой. Траурный склеп квартиры выдавливал все живое внутри, как желток с белком из скорлупы при приготовлении яичницы. Дома пахло корвалолом, слезами и грязной посудой.
Марк тихо зашел домой. Не раздеваясь, прошел в свою комнату и сел на стул. Ему стало холодно, будто в одну секунду распахнули все двери и окна. Его пробрала дрожь, он передернулся и вскочил с места. Внутри выли волки, и он готов был завыть вместе с ними. Он метался взглядом по комнате, не зная, что схватить или выкинуть. Или самому выкинуться из окна. Но что-то надо было сделать. Не помня себя, он схватил гитару и выбежал из дома. Он бежал в переход, в котором Петя втихаря от отца пел песни и играл на гитаре. Марк встал в проходе и ударил по струнам. Он пел с закрытыми глазами, его лицо стало красным от кричащего комка боли в груди. Он пел до тех пор, пока комок не растаял. После сел на пол и почувствовал, что пальцы онемели и он не может ими шевелить. Рядом сидел бездомный и что-то говорил про деньги. Марк посмотрел в сторону и увидел несколько бумажных купюр и мелочь. Прохожие положили их на пол. Он посмотрел на человека и сказал: «Возьми себе. Купи чего-нибудь пожрать».
* * *
За три недели до окончания экзаменов Марк почувствовал перемены в отце. Он стал спокойнее. «Будто чует, гад, что скоро свалю», – думал сын.
Отец страдал от своего гнева, злости и неиссякаемой жажды контроля над всеми, но боялся признаться себе в этом. Его мучила совесть, что он не может поговорить с сыновьями о чем-то отвлеченном, не относящемся к учебе. Не может не контролировать и поучать их. А теперь старшего сына не стало, и он ничего не мог изменить. Он чувствовал и знал, что все ненавидят его, и от этого ненавидел их еще больше. «Что они, не видят, что мне тоже плохо?» В нем боролись угрызения совести, не выплеснутые, как помои, эмоции, неоправданные ожидания и чувства стыда за свою жизнь и за жизнь ушедшего из жизни сына. Он раскаивался и проклинал себя. Дырка в ремне на одно деление стала ближе к пряжке.
