В Ванькиной однокомнатной квартире было неуютно и пыльно, как будто там давно никто не жил. В холодильнике мышь сдохла. Кроме бутылки вискаря нет ничего. Не подготовился совсем.
– Я, тут, пиццу заказал. Минут пять подождём? – извиняется. Раньше-то собственноручно столы накрывал, а теперь что? Покончено с радушным хозяином?
– К маме переехал?
– Ну, а что? Деньги-то нужны. Буду эту квартиру сдавать, – не подвело Полину чутьё, значит. Вот и ответ – встречаться здесь нельзя, а к себе она его тем более не поведёт. Зачем Дашку травмировать? Не тот случай. Выходит, расставание логично. Ну, в добрый путь.
– Вань, а почему ты не женишься?
– А зачем?
– А в чём прикол с мамой жить? В тридцать-то лет, – Полина почувствовала, что разочарована. Высокий и широкоплечий, похожий на викинга Ванька – маменькин сынок. Обычный, ничем не примечательный маменькин сыночек. А какая разница, как маменькин сынок целуется? Да нет никакой. С такими мужиками Поле не по пути. Даже в любовники брать стыдно.
– А почему нет? – Поле отчаянно захотелось домой. Залезть под тёплое одеяло и прижаться лицом к пушистому чёрному Тишке. Возможно, даже всплакнуть. Долгожданная субботняя встреча явно не задалась. Но тут в дверь позвонили. Приехала пицца. Огромная. Горячая. Ароматная. С креветками. Рыдать перехотелось.
– Вкусно? – два внимательных серых глаза так близко и так далеко. И грусть в этих глазах вселенская. Тёплые крепкие губы аккуратно поцеловали Полину в уголок рта, в кончик носа, в губы. Ещё и ещё. Ой, да ну их, эти неуместные о жизни рассуждения? Тридцать, сорок лет, маменькин или папенькин сынок? Не всё ли ей равно? Лишь бы целовал и прикасался! Она тоже не святая, не образец и не подарок. По телу разлилось желанное тепло. Горячие мужские объятия становились всё настойчивее.
– Подожди-подожди, сейчас столик опрокинем! – приглушённо захихикала Полина, чувствуя, что голова сладко закружилась.
– Да ну его этот столик. Я так соскучился!
Он соскучился! Соскучился! Соскучился! Послышался лёгкий хлопок. Это недоеденный кусок пиццы неуклюже шмякнулся на давно немытый пол.
Полина уже минут десять стояла под горячими струями воды и никак не могла успокоиться. Только бы всё понимающий Ванька не догадался. Зарёванная, с красными глазами и опухшим носом она явно произведёт фурор. А нужно ли это? Расчувствовалась. Вот, глупая! Он всего лишь сказал, что соскучился, а она разревелась, как влюблённая девчонка. Да что же это такое? Совсем тётке плохо.
– Поля, у тебя всё нормально?
– Нормально, только мыло в глаза попало! Щиплет. Сейчас выйду.
– Да, мыло это больно. Холодной водой глаза сполосни.
Отмазалась. Подумаешь, глаза зарёванные. Мыло.
– У тебя телефон звонит!
Дашка. Надо дочери сообщить, что ночевать не придёт. Или всё-таки домой вернуться? Что делать-то? Что, блин, делать-то теперь? Поля выключила воду и растерянно всплеснула руками. Выпить надо. Вот, что делать! От вискаря голова отупеет, и тяжёлые мысли мучить перестанут. Тоже мне, трагедия! Подумаешь – расстанутся. Они толком и не встречались. Жила же она как-то до Вани? А после него тем более не пропадёт!
– Болят глазки? – и полотенце на пол. И ну его, полотенце это, и вискарь отупляющий, и неуютную серую пыль на подоконнике. Лишь горячие руки, и вкусные губы, и тело его жаркое, желанное, нужное…
Она не помнила, как уснула, изнурённая нежными поцелуями и тягостными мыслями. Проснулась, словно от толчка под рёбра. Обнажённый, горячий, будто в лихорадке, Ванька сладко сопел, уткнувшись ей в шею носом. Как не жарко ему только? Полина уже вся от пота мокрая. Или климакс? Прекращать надо встречи с молодыми мужиками. Все мысли лишь о возрасте. А в сорок лет забеременеть, между прочим, вполне возможно. Не хотелось бы. Тем более, что последние несколько раз всё спонтанно, а потому без предохранения. Контрацептивы пить из-за трёх раз в месяц глупо. А Ванька… неаккуратный Ванька. Ему-то что? Уйдёт по утру в густой, как молочный кисель, предрассветный туман, только и его видели. Жизнь несправедлива. Женщина за опрометчивый мужской поступок здоровьем расплачивается, а мужику хоть бы хны.
