От напряжения глаза его налились кровью, при каждом слове через редкие черные зубы брызгала слюна. Антон был явно взбешен, острый взгляд его маленьких, похожих на буравчики глаз поочередно останавливался на каждом из присутствующих, словно ощупывая и проверяя на прочность.
– Ну, че! Давно не видели меня! Че пялитесь, спрашиваю!..
Он попытался усмехнуться, но красное от гнева лицо исказила отвратительная гримаса. Бешеные глаза выискивали говорившего, пронзая каждого бомжа насквозь.
– Ну, кто там базарил? Выходи! Иди сюда… И забери то, что считаешь своим…
С глухим ропотом кучка бродяг колыхнулась и медленно расступилась. Навстречу Антону на полшага вперед выступил щупленький старичок лет шестидесяти. Правая рука его опиралась на толстую палку, видимо, служившую ему вместо костыля. Левая, нервно подрагивая и сжимаясь, теребила край толстого синего свитера.
Верзила оценивающе посмотрел на впалую грудь и маленькие руки тщедушного деда и растянул губы в презрительной ухмылке. Небрежно сплюнув сквозь зубы, весело проговорил:
– Это ты, дед, что-то прошамкал? Ну-ка, повтори!
Собравшиеся тихо загудели, сочувственно поглядывая на старика. Тот вытер левой рукой пот со лба и, сощурив глаза, тихим голосом проскрипел:
– Антон, ты украл наши мешки с алюминиевыми банками… – он оглянулся на притихших товарищей в поисках поддержки и продолжил: – Они такие же, как и ты. Но они приложили усилия, чтобы их набрать, а ты нет…
Старик судорожно дернул шеей и сгорбился, опираясь обеими руками на палку. На секунду замер, затем медленно поднял голову и выдохнул:
– То, что украл у нас… надо вернуть…
Антон изобразил на лице непонимание, глаза недобро сверкнули. Сдерживая кипевшую внутри злобу, готовую в любую минуту вырваться, скривил губы в уродливой ухмылке.
– И че?! Ну че ты мне сделаешь? Дашь своей палкой по заднице? – ерничая, осклабился громила, глядя на старика сверху вниз.
– Наверно, нет, – тихо ответил старик. – Я не умею воспитывать взрослых идиотов…
Бомжи охнули и, разом утратив боевой настрой, отшатнулись от деда.
Антон злобно пробормотал что-то невнятное и угрожающе шагнул навстречу.
– Але! Хоттабыч! А ты случайно ничего не попутал? – слова с рычанием прорывались сквозь стиснутые зубы.
Старик оставался на месте, неподвижно застыв в одной позе. Глаза его, превратившиеся в узкие щелки, изредка подрагивали, но внимательно следили за верзилой.
Над полигоном повисла гнетущая тишина, только резкие крики ворон и чаек изредка пронзали безмолвие.
– Ну! – надвинулся на него детина.
Старый бомж немного пригнулся в ожидании удара и произнес внезапно охрипшим, но твердым голосом:
– Отдай, что украл. Люди весь день откапывали это железо, чтоб заработать…
– Чудак ты, дед! Да я тебе и твоим людям такое устрою…
Договорить Антон не успел. Его глаза неожиданно округлились, зрачки сошлись к носу и несколько секунд рассматривали палку бомжа, соображая, насколько глубоко она вошла в кадык…
Затем в голове детины что-то треснуло, в глазах стало темно. Подогнувшиеся ноги уже не могли держать беспомощное тело, и он рухнул с глухим стоном, напоминающим рычание…
На другом конце полигона, у речки, что-то бабахнуло, потом еще и еще, и темнеющее небо осветилось фейерверком.
И вновь воцарилась тишина.
***
– Ну, наверно, так правильно, – пробормотал старый бомж и, медленно переставляя ослабевшие ноги, двинулся по протоптанной среди мусорных завалов тропинке.
