– Если я буду ночевать на вокзале, вы меня не наругаете? – спросила Полина, уступая место уборщицы для мытья полов.
– Я на вокзале не хозяйка, – ответила та, отвлекаясь от своей работы. – Как только стемнеет, так наряд милиции у всех подозрительных проверяет документы. А бомжей выгоняют за порог вокзала.
– Что же мне делать? – громко зарыдала девушка. – Как дальше жить?
Эти слова Полина произнесла с таким надрывом в голосе, что уборщица и сама расплакалась. Немного успокоившись, сказала:
– Вот что, деточка, у меня на вокзале есть кладовка. Я там храню свой инвентарь. Там стоит старый деревянный диван. Правда, кое-где пружины прорвали обшивку, но спать на нем можно. В кладовке тепло и свет есть, но нет окон. Вообще-то свет зажигать не желательно. Если узнают, что там кто-то живет, выгонят, а меня лишат премиальных. Днем ты туда не ходи, а вот когда я закончу уборку, я тебе буду оставлять ключ, и ты осторожно будешь туда пробираться. Поночуешь какое-то время, а там, может быть, что-нибудь придумаем. Мы же живые люди, должны помогать друг другу. Не погибать же чужому ребенку на улице.
Полина неожиданно для себя сорвалась с места и поцеловала уборщицу. Женщина посмотрела на радостного ребенка и понимающе улыбнулась.
– Как мало порой нужно сделать для того, чтобы человек стал счастливым. – Она покачала головой, вздохнула. – Как же тебя, дитятко, величать?
– Меня зовут Поля.
– А меня Лаура Мартыновна. Я не всегда работала уборщицей. Тридцать пять лет преподавала товароведение в торговом техникуме, а вот на старости лет мыть полы пошла.
– Я бы тоже согласилась мыть полы или окна.
– Ну, мы что-нибудь для тебя подыщем, – Лаура Мартыновна ласково посмотрела на девочку.
Полина еще немного постояла, потом, поняв, что у женщины много работы, вышла из здания вокзала. Она неспешно перешла широкое поле и вышла на площадь. Вокруг все было зелено, газоны на клумбах коротко острижены, кустарники ровненько обрезаны. Девочка решила немного прогуляться и посмотреть город. Дойдя до парка имени Кирова, увидела, как у входа сидят нищие и просят милостыню. Услышала голос сзади идущих людей: «Надо же, нищие, а понимают, что в парк ходит много людей и место это доходное. Буквально оккупировали всю площадку». Второй голос ответил: «При Советской власти такого количества попрошаек не было. Впрочем, пусть лучше просят, чем воруют».
Полина постояла, посмотрела на поток людей двигавшийся в обоих направлениях: в парк и обратно, подумала: «А что если стать рядом с попрошайками, протянуть руку… Ведь меня за это не побьют». Потом ей пришла в голову другая мысль. «Я не буду просто просить милостыню, а стану петь». Немного поразмыслив над своей идеей, она сказала сама себе: «Вперед, Полина. Всякая работа не позор. К тому же тебя никто в этом городе не знает». Она смело подошла к самому входу в парк и, стараясь смотреть людям поверх голов, звонким голосом запела:
Гудки тревожно загудели,
Матросы шли в последний бой,
А молодого краснофлотца,
Несли с разбитой голой…
Вокруг Девочки стали собираться люди. Полина не спеша вынула из сумочки пластиковый пакет, аккуратно разгладила его и положила у своих ног. Сама тем временем продолжала петь:
И понесутся телеграммы,
Родных и близких известить,
Что сын их больше не вернется
И не приедет погостить.
Когда Полина сделала передышку, припоминая дальнейшие слова песни, раздвигая собравшуюся топу зрителей, к ней подошел на костылях военный в звании полковника и, положив на пакет сто рублевую купюру, сказал:
