В тот же момент будто прорвало. С высоты упал грозный рев моторов, зловеще завыла падающая бомба. Я видел, как ее серая туша врезалась в песчаный грунт, и тут же вздыбился взрыв. Тонны пыли, песка и комьев земли поднялись выше деревьев, толкаемые огнем и клубящимся дымом. Рвануло недалеко, там, где плескалось озеро. Вот только солнечные лучи не перебирали в истоме слабые волнишки, как давеча – водоема не было, а на его месте проседала глубокая промоина, заросшая тальником.
Я едва ощутил ударную волну – пихнуло, словно подушкой, а раскаленные осколки пролетали мимо, как в замедленной съемке, будто плоские камешки-«жабки», пущенные мальчишкой по-над водой. Повалившись в траву, я перекатился – и замер. Надо мною пролетал двухмоторный бомбовоз с крестами на крыльях. Рядом вился юркий истребитель – в глаза бросилась черная свастика, раскоряченная на киле.
«Тот самый “Мессершмитт”…» – проплелась мысль.
Бомбардировщик скрылся за деревьями, и вскоре воздух раскололся от пары новых взрывов, а со стороны дороги донеслось завывание мотора. С треском ломая подлесок, выкатился новенький «ГАЗ М-1» цвета сургуча. По мне, по поляне скользнула хищная тень – «Мессершмитт», взревывая мотором, виражил над лесом. Забили злые огоньки крыльевых пулеметов, и легковушку прострочила очередь. Посыпались стекла, задымил мотор – «эмка» как ехала, так и скатилась в глубокую воронку, дымившуюся удушливым желтым дымом. Я отмер.
Подброшенный силой мышц, кинулся к «эмке». Думать, соображать было нечем – вакуум в голове. Я двигался и действовал на голых рефлексах, подобно автомату.
Сбежав по сыпучему склону к перекосившейся машине, дернул заднюю дверцу, и она со скрежетом поддалась, обвисая на единственной уцелевшей петле. Я просунулся в салон – в носу защекотало от запаха бензина. На сидушках раскинулись трое. Водителю почти снесло голову, дальнему от меня пассажиру разворотило грудь, а ближний…
На меня смотрел Антон Лушин – неживым, остановившимся взглядом, как у нарисованных глазок куклы. «Двойник» лежал на сиденье, откинув голову назад, руками обнимая набитый вещевой мешок, а на грудь ему свисал «ППШ».
Я с трудом вырвал «сидор» из цепкого хвата и отбросил за спину. Ухватился за безвольные руки «Тоси», вытаскивая наружу, поволок по склону наверх, уложил на траву. Бросился обратно к машине, чтобы выволочь и капитана Павлова, но тут, гулко разрываясь, лопнула канистра, мгновенно вспухая огненным шаром. Следом, едва слышные за ревом огня, раздались еще два хлопка, и машина полыхнула вся, от бампера до бампера, закручивая над собой пламенный вихрь.
Прикрываясь рукой от жара, я подхватил вещевой мешок и взобрался наверх. Отпыхиваясь, мало-помалу пришел в себя. На коленях подполз к «двойнику» – он был безнадежно мертв. Пуля калибром 7,92 мм ударила Тосю рикошетом в висок. Крови вытекло чуть, а душа – вон…
Я прислушался. Издалека доносились глухие, едва слышные раскаты – явно не гроза. Погромыхивала канонада на линии фронта, он здесь недалеко.
Тупо моргая, пропустил такую мысль спокойно, как будто события последних минут (или часов?) подготовили меня к произошедшему, к новому бытию, заранее смиряя с ним. Я сидел в полном бездействии, и не потому, что утомился. Просто набирался решимости – до меня стало доходить, зачем мы так похожи с моим «двойником»…
Внутри нарастало знакомое мучительное томление, я каждой клеточкой ощущал чудовищную дисгармонию, увязанную с местом гибели Тоси Лушина.
