– Нет, ну, почему же, – плотоядно улыбнулся я, – можно и спереди, спинкой ко мне. На коленках или…
– Антон! – рассердилась Кристя. Но и зарумянилась, а в глазах мало-помалу разгорались опасные темные огонечки.
– Молчу, молчу…
– Вот, сбил меня… – заворчала девушка. Помолчав, покусав губку, она продолжила: – Не знаю, как тебе это объяснить… Конечно, я, как все, хочу счастья, но – маленького, скромного! Счастьица! Дом, муж, двое детей! Ну, там, машина, дача… И все! Вот, ты говорил, Павлик всего может добиться. Нет! Всего добьешься ты, если захочешь! Станешь миллиардером или президентом, или… Да кем угодно! Но вот, поверишь ли, лично мне было бы некомфортно рядом с таким супругом. Как Меланье Трамп! Я думаю, она такая же, как и я. Я с удовольствием прокачусь с мужем в отпуск на море – в Ялту или в Анталью, но не в Монако, чтобы завтракать на личной мегаяхте! Такое не для меня. Рая в шалаше я не хочу, пусть даже с милым, но и терема с дворцом мне даром не надо. Вот! – выдохнула Кристина и, смущаясь своей откровенности, резко сказала: – А, ладно! Забудь!
– Подожди! – я ухватил девушку за руку, и она не воспротивилась. – Давай, я поговорю с Павлом?
– Давай, – обронила Кристя, отворачивая лицо.
А мне вдруг стало жалко эту «стервочку», как звал ее Паша. Пользуясь правами лучшего друга, я обнял девушку за плечи и привлек к себе. Кристина прильнула, шмыгнув носом.
– Просто… – глухо вымолвила она. – Если он так и будет молчать, мы разъедемся – и… и все. А сама я никогда не сделаю тот самый первый шаг. Мучаться буду, злиться на всех…
Бернвальд всхлипнула, и меня резануло жалостью.
– Все будет хорошо, – проговорил я, – вот увидишь!
Кристина подняла на меня влажные глаза, привстала на цыпочки и поцеловала.
– Спасибо!
Тут ополовник застучал по кастрюле, и капитальная тетя Таня трубно оповестила лагерь:
– Завтрака-ать!
– Пошли! – оживился я. – Только держись от меня на пионерской дистанции, а то все наши студиозусы потребуют сатисфакции! Хором!
– Ага, щас! – фыркнула Кристина, решительно беря меня под руку. – Будешь солировать!
Само собой, при виде нашей парочки студенты поскучнели, а Паша уткнулся в тарелку, остервенело ковыряя «Геркулес». Насмешливо поглядывая на ревнивцев, я с аппетитом позавтракал, следом за кашей слопав ломоть хлеба с маслом и сыром, да с чаем. Хорошо пошло!
С отсутствующим видом допив компот, Ломов вяло распорядился:
– Студенчество до обеда занимается исследованиями. Особое внимание – «смертникам». Лушин, Бернвальд, Лукашины, Трошкин – на южный раскоп.
Ссутулившись, Павел убрел в лес, а мы бодро двинулись за ним. Миша с Сашей тащили целую охапку лопат, даже Кристина несла заступ на хрупком плече. Один я шагал «безоружным», но у меня иная задача.
Мы прошли совсем немного, метров двести, от силы, а очутились в настоящих дебрях. Огромные ели в бородах мха, бурелом, густой подлесок – все прелести южной тайги.
Раскоп открылся неожиданно. Я обогнул раскидистое дерево и вот он – глубокая канава, вырытая в глинистой почве. Кристину скроет с головой, даже если молодая особа привстанет на цыпочки.
За накопанным валом открывалась обширная поляна в кругу елей и берез. От поляны веяло давней смертью.
– Дальше я сам, – сказал, ступая на гулкие мостки, переброшенные через раскоп.
Спустившись по рыхлой, комковатой глине на поляну, я замер. Прилило горестное отчаяние.
– Что там? – спросил Миша Лукашин, почему-то шепотом.
