Полководческое искусство - страница 10

. Король писал: «Лучшая пехота мира может в некоторых местах, где она вынуждена сражаться, используя местность против врага и его орудий, прийти в беспорядок. Наша, обессиленная и испорченная как победами, так и поражениями [армия], должна быть бережно использована в тяжелых операциях. Следует обращаться с нею согласно ее внутренним качествам». И хотя король был очень далек от того, чтобы положиться на позиционную оборону Дауна[27], он продолжал: «Австрийцы весьма обогатили военное искусство, однако это не должно помешать нам все-таки одержать над ними верх. Столь умело применяемое ими искусство обороняться дает нам в руки средство атаковать их… И если умению австрийцев, превращенному ими в тактику, можно только раздавать похвалы, то я могу лишь осудить их манеру действий при больших операциях».

Позже король Фридрих воплотил эти принципы на деле. В июле 1759 г. он оставил на укрепленной позиции под Шмоттзайфеном против Дауна небольшие прусские силы, находившиеся в безопасном тактическом положении и приковавшие к себе втрое превосходящие их силы [противника]. Также королю удалось сохранить неприступной, по тогдашним обстоятельствам, позицию армии до подходящего момента для дальнейшего возвращения к маневренной войне. Иным было положение под Бунцельвицем[28] в 1761 г. Позиция была избрана по тактическим соображениям, предполагалось отражать на ней вражеские атаки. Здесь мы видим, как говорит Клаузевиц, короля, «имеющего фронт во все стороны и проводившего все дальнейшее маневрирование, исходя из точки укрепленной позиции»[29]. Тяжелые потери, которые прусская армия понесла в течение кровавого 3 ноября 1760 г. под Торгау[30], заставили короля придерживаться принципа сохранения своих войск в наступательном сражении, и он позволил даже в самых отчаянных обстоятельствах отступиться от избранного метода[31]. Для его действий вполне подходит выражение Клаузевица: «Тот, кто за счет выигрыша времени и экономии сил пытается добиться всего, не обязан будет усиливать энергию войны».

Однако как уже вполне справедливо и красноречиво было сказано[32], если русские и австрийцы не предприняли наступление на Бунцельвицский лагерь, то главным образом потому, что великие свершения Фридриха и победы от Молльвица[33] до Торгау парили в воздухе на этой позиции, делая решения об атаке довольно трудным. И все же уже в самом этом замысле прочного лагеря в Силезских горах, в добровольном отказе от коммуникаций с остальными провинциями прусской монархии заключалась своего рода дерзость. Она основывалась на точной оценке противника и являла собой редкую многогранность военных навыков короля Фридриха. Он знал, как приспособиться к любой обстановке, и полагал, насколько это вообще позволяли ему средства в то время, что свободен от какого бы то ни было влияния традиций и схем.

Так и следует понимать то, что он писал после Семилетней войны: «Если я и должен был вести войну, то я бы разбил свой лагерь лишь на такой позиции, чтобы уже ни в коем случае не быть вынужденным к сражению, если я не считаю этого необходимым»[34], и, в другом месте: «Нам следует явно отразить в своей памяти, что в будущем мы не должны вести войну в иных формах, нежели бой артиллерии или выставление постов – то есть позиций, – что требует усердного изучения местности, а это и определяет силу или слабость постов, а согласно этому военное искусство и принимает формы: от прочной обороны и до успешной атаки»