Свежий вечерний воздух ударил в голову, и мужик опьянел ещё сильнее.
– Ничего, – Лена несла дочь и шагала, не спеша.
Ей было стыдно за себя, своё бессилие и за Ваську, который умеет привлечь чужое внимание, проходя по улицам деревни пьяным. Любит он веселить народ, выставлять себя дураком, кривляясь перед соседями. Соседи подначивают, а он, знай себе, раззадорится и песни орёт матерные. Никто из старушек и дедов, проживающих на этой улице, не посмеет вслух осудить Ваську, знают его дрянную натуру: кулаками махать да разносить всё, что под руку попадётся.
Лена шла и думала, зачем она родилась, для чего? Чтобы нести свой крест, на роду написанный? Но почему такая нелёгкая судьба уготована только ей? Вон Клавка с Петром живут, и давно. Да, дерутся, Петька тоже выпить не прочь, но у них полная идиллия. Деток нет, может, в этом кроется загадка? А если бы были, так же скандалили, как и Васька? Это вряд ли. Клавка – баба боевая, смелая. Если что, и вдарить сумеет. Петя – тоже не слабак, лезет на рожон и ручищами машет. Отлупцуют друг друга, а потом в койку ложатся. Неужели секрет… в этом? Лена бы тоже так могла, но жуткий запах перегара всю душу выворачивает. Тут не то, что поцеловать, рядом лежать противно. Пробовала, но не получается. Хочется сразу бежать к колодцу, напиться ледяной воды и облить себя ею с головы до ног, чтобы избавиться от въевшейся в волосы вони спиртяги.
– Чего молчишь? – затягиваясь ядовитым папиросным дымом, Вася косился на синяк, который он же и «нарисовал» на миловидном личике жены. – Спрашиваю ещё раз, что ты там Клавке натрепала?
– Она спрашивала, есть ли у меня братья и сёстры, – сквозь слёзы ответила Лена, прикусывая язык, чтобы не расплакаться.
– И что?
– Я сказала, да.
– А зачем ей это знать? Сбежать надумала? – выплюнув изо рта окурок, Вася сжал кулак и засопел, как дикий зверь перед прыжком. – Ну? Говори? Надумала?
– Ничего я не надумала, – Лена открыла калитку и пропустила обозлившегося мужа вперёд.
– А то смотри, я тебя где хочешь найду, – входя во двор, Вася обернулся и сразу заметил деда Панаса, ковыляющего с котомкой через плечо. – Оу! Дед! Постой!
Махнув рукой, оттолкнул жену, закрывающую калитку, и поспешил к пожилому соседу. Лена поняла: сейчас доколупается до него со своими пьяными разговорами, психанёт и опять к Петьке свалит. Дед Панас не любит пьяных разговоров, не уважает пьющих. Сам ни разу в рот не брал и всем в округе советует не заниматься травлей своего организма, потому что жизнь одна и прожить её надо с улыбкой на лице и светлой памятью. Почему он так здраво рассуждает? Да потому, что рос в детском доме и знает цену каждому дню, когда и голод – не тётка, и штаны одни на всю ораву. Дед рассуждает так: хочешь выпить – возьми в руки косу и иди в поле, коси, пока седьмой пот не сойдёт, тогда и пить не захочется. Первая мысль будет – помыться, а потом и в койку потянет. Мышцы-то не железные, им отдых требуется. А поутру, как глаза продерёшь, берись за дрова и коли, пока спину не сможешь разогнуть. Отдохнул, и опять за работу. В деревне работы – непочатый край. Трудись на благо своё и общественности. Человек для того и создан, чтобы пользу приносить, а не заливать зенки и в споры бросаться.
Васька выплыл к деду на качающихся ногах и отдал честь, приложив ребро ладони ко лбу. Панас притормозил, глянул с укором на Иванова, усмехнулся и перебросил котомку на другое плечо.
