Полное собрание сочинений. Том 15. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть третья - страница 26

Дисциплина в армии падала, по гвардии отдавались беспрестанно приказы то о том, что часовые не окликают, то о том, что не делают даже чести императору, то о том, что М[ихайловский]-Д[анилевский] (стр. 15, французское).^>319

[Далее от слов: Положение всего войска было подобно положению раненого^>320 животного, кончая: бежит назад, по самому невыгодному, опасному пути, но старому следу совпадает с предпоследним абзацем гл. Х, ч. 2, т. IV окончательного текста.]

Кто не только из старых, опытных генералов, не говоря уже о самом Наполеоне, кто из солдат, взглянув на этот в 20 верст длины обоз, в 8 рядов, с накраденным добром, блядьми,^>321 не видел, что в таком положении армия не может двигаться по чужому краю, по которому везде рассыпаны враги и нет провианту, но они шли.

<В^>323 это же время после того, как пленных солдат два дня посылали работать какие-то паромы на Москве-реке, Каратаев заболел опять лихорадкой, от которой он лежал в московском гошпитале, когда его взяли, и жизнь Пьера изменилась^>324 тем, что он был лишен привычного общества Каратаева.

Пьер, благодаря своему знанию языка, находился в самых дружеских отношениях с занимавшими караулы у пленных французами. Приходя в караул, большинство солдат и офицеров с ласковой улыбкой, как с старым знакомым, здоровались с Пьером. За ним установилось прозвище le grand chevelu^>325 между французами. Караульные солдаты, особенно ласковые с Пьером, и ко всем остальным пленным <были> дружелюбно, оказывая им услуги, которые были в их власти.

6-го октября в караул заступил один из самых добродушных^>326 офицеров, старых знакомых Пьера.^>327 Офицер этот, не скрываясь, сообщил Пьеру, что дела французов плохи и что, как слышно, завтра всё выступает и пленных поведут с собою.

– Но что же сделают с больными? – сказал Пьер. – У нас в балагане один солдат совсем умирает, а другой тоже^>328 болен лихорадкой и едва ли будет в состоянии идти.^>329

Француз отвечал, что, вероятно, больных оставят в гошпитале или возьмут с собою в гошпитальных повозках.^>330

Этот другой больной, про которого спрашивал Пьер, был Платон Каратаев.>

Около полудня Каратаев начинал бледнеть, синеть, дрожать, шел в свой угол, ложился под шинель и лежал таким образом, не шевелясь, и тихо стонал до другого утра. Признаки его болезни, как и все проявления^>331 его жизни, ^>332 были так просты и естественны, что^>333 они были почти незаметны.^>334

– Платоша-то наш, Соколик, опять умирает, – говорили, посмеиваясь, его товарищи, глядя на кучкой свернутое и укрытое шинелью его неподвижное тело.^>335

6 октября весь^>336 день^>337 было заметно особенное движение между французами: двигались войска, ездили посланные и^>338 фуры и даже ломались балаганы французов и кухни. Всю ночь слышалось движение войск, но о пленных всё еще не было никакого распоряжения. На другой день, 7-го октября,^>339 в карауле при пленных стоял молодой человек итальянец,^>340 один из самых старых знакомых офицеров Пьера. Офицер этот, красивый,^>341 молодой человек, всякий раз как был в карауле,^>342 приходил к Пьеру и^>343 подолгу разговаривал с ним^>344 Офицер этот, учтивый, хорошо воспитанный и скромный молодой человек, был^>345 приятен Пьеру в особенности по тому странному сходству, которое было в верхней части его лица с лицом Наташи. Сходство это было совершенно – в глазах, в линии носа, во лбу, но сходство это продолжалось только до тех пор, пока лицо было спокойно, не улыбалось. При улыбке что-то короткое, мелкое чувствовалось в этом лице. И Пьер не любил его улыбку.