Дама въ бархатномъ платьѣ подозвала къ себѣ Степана Аркадьича.
– Ну что ваша жена? Какъ я любила ее. Разскажите мнѣ про нее.
– Да ничего, Графиня. Вся въ хлопотахъ, въ дѣтяхъ, въ классахъ, вы знаете.
– Говорятъ, вы дурной мужъ, – сказала дама тѣмъ шутливымъ тономъ, которымъ она говорила объ гравюрахъ съ хозяиномъ.
[22]Михаилъ Аркадьичъ[23] разсмѣялся. Если отъ того, что я не люблю скучать, то да. Эхъ, Графиня, всѣ мы одинаки. Она не жалуется.
– Ну, а что ваша прелестная свояченица Кити?
– Она очень больна, уѣхала за границу.
Степанъ Аркадьичъ оглянулся, и лицо его еще больше просіяло.
– Вотъ кого не видалъ все время, что я здѣсь, – сказалъ онъ, увидавъ входившаго[24] Вронскаго.
– Виноватъ, Графиня, – сказалъ Степанъ Аркадьичъ и, поднявшись, пошелъ къ вошедшему.
Твердое, выразительное лицо[25] Гагина съ свѣже выбритой, но синѣющей отъ силы растительности бородой просіяло, открывъ сплошные, правильнаго полукруга здоровенные зубы.
– Отчего тебя[26] нигдѣ не видно?
– Я зналъ, что ты здѣсь, хотѣлъ къ тебѣ заѣхать.
– Да, я дома, ты бы заѣхалъ. Однако какъ ты оплѣшивѣлъ, – сказалъ Степанъ Аркадьичъ, глядя на его почти голую прекрасной формы голову и короткіе черные, курчавившіеся на затылкѣ, волосы.
– Что дѣлать? Живешь.
– Ну, завтра обѣдать вмѣстѣ. Мнѣ сестра про тебя говорила.
– Да, я былъ у ней.
[27]Вронскій замолчалъ, оглядываясь на дверь. Степанъ Аркадьичъ посмотрѣлъ на него.
– Что ты оглядываешься? Ну, такъ завтра обѣдать у Дюссо въ 6 часовъ.
– Однако я еще съ хозяйкой двухъ словъ не сказалъ, – и Вронскій пошелъ къ хозяйкѣ съ пріятными, такъ рѣдко встрѣчающимися въ свѣтѣ пріемами скромности, учтивости, совершеннаго спокойствія и достоинства.
Но и хозяйка, говоря съ нимъ, замѣтила, что онъ нынче былъ не въ своей тарелкѣ. Онъ безпрестанно оглядывался на дверь и ронялъ нить разговора. Хозяйка въ его лицѣ, какъ въ зеркалѣ, увидала, что теперь вошло то лицо, которое онъ ждалъ. Это[28] была Нана Каренина впереди своего мужа.
Дѣйствительно, они были пара: онъ прилизанный, бѣлый, пухлый и весь въ морщинахъ; она некрасивая съ[29] низкимъ лбомъ, короткимъ, почти вздернутымъ носомъ и слишкомъ толстая. Толстая такъ, что еще немного, и она стала бы уродлива. Если бы только не огромныя черныя рѣсницы, украшавшія ея сѣрые глаза, черные огромные волоса, красившія лобъ, и не стройность стана и граціозность движеній, какъ у брата, и крошечныя ручки и ножки, она была бы дурна. Но, несмотря на некрасивость лица, было что-то въ добродушіи улыбки красныхъ губъ,[30] такъ что она могла нравиться.[31]
Хозяйка мгновенно сообразила вмѣстѣ нездоровье[32] Мари, сестры Каренина, и удаленіе ея послѣднее время отъ свѣта. Толки толстой дамы о томъ, что[33] Вронскій, какъ тѣнь, вездѣ за[34] Анной и его пріѣздъ нынче, когда онъ не былъ званъ,[35] связало всѣ эти замѣчанія.[36]
«Неужели это правда?» думала она.
– Хотите чая? Очень рада васъ видѣть. Вы, я думаю, со всѣми знакомы. А вотъ и Анна, – сказала она самымъ небрежнымъ тономъ, но глаза ея слѣдили за выраженіемъ лица Вронскаго, и ей завидно стало за то[37] чувство и радости и страха, которое выразилось на лицѣ Вронскаго при входѣ Анны.
Анна своимъ обычнымъ твердымъ и необыкновенно легкимъ шагомъ, показывающимъ непривычную въ свѣтскихъ женщинахъ физическую силу, прошла тѣ нѣсколько шаговъ, которые отдѣляли ее отъ хозяйки, и при взглядѣ на Вронскаго, блеснувъ сѣрыми глазами, улыбнулась свѣтлой доброй улыбкой. Она крѣпко пожала протянутыя руки своей крошечной сильной кистью
