Митрич.
Это, брат, у них самое любезное дело. А ты помни. Вот кто поглупей, али баба, да не может сам деньги в дело произвесть, он и несет в банку, а они, в рот им ситного пирога с горохом, цапают да этими денежками и облупляют народ-то. Штука умственная!
Аким (вздыхая).
Эх, посмотрю я, тае, и без денег, тае, горе, а с деньгами, тае, вдвое. Как же так. Бог трудиться велел. А ты, значит, тае, положил в банку деньги, да и спи, а деньги тебя, значит, тае, поваля кормить будут. Скверность это, значит, не по закону это.
Митрич.
Не по закону? Это, брат, нынче не разбирают. А как еще околузывают-то дочиста. То-то и дело-то.
Аким (вздыхает).
Да уж, видно, время, тае, подходит. Тоже сортиры, значит, тае, посмотрел я в городу. Как дошли то есть. Выглажено, выглажено, значит, нарядно. Как трактир исделано. А ни к чему. Всё ни к чему. Ох, Бога забыли. Забыли, значит. Забыли, забыли мы Бога-то, Бога-то. Спасибо, родная, сыт, доволен.
(Вылезают из-за стола; Митрич лезет на печь.)
Анисья (убирает посуду и ест).
Хоть бы отец усовестил, да и сказывать-то стыдно.
Аким.
Чего?
Анисья.
Так, про себя.
ЯВЛЕНИЕ VI.
Те же и Анютка.
(Анютка входит.)
Аким.
А! умница. Всё хлопочешь! Перезябла, я чай?
Анютка.
И то озябла страсть. Здорово, дедушка.
Анисья.
Ну, что? Тама?
Анютка.
Нету. Только Андриян там из города, сказывал, видел их еще в городу, в трактире. Батя, говорит, пьяный-распьяный.
Анисья.
Есть хочешь, что ли? На вот.
Анютка (идет к печи).
Уж и холодно же. И руки зашлись.
(Аким разувается, Анисья перемывает ложки.)
Анисья.
Батюшка!
Аким.
Чего скажешь?
Анисья.
Что ж, Маришка-то хорошо живет?
Аким.
Ничаво. Живет. Бабочка, тае, умная, смирная, живет, значит, тае, старается. Ничаво. Бабочка, значит, истовая, и всё, тае, старательная и, тае, покорлива. Бабочка, значит, ничаво, значит.
Анисья.
А что, сказывали, с вашей деревни, Маринкиному мужу родня, нашу Акулину сватать хотели. Что, не слыхать?
Аким.
Это Мироновы? Болтали бабы чтой-то. Да невдомек, значит. Притаманно, значит, не знаю, тае. Старухи что-то сказывали. Да не памятлив я, не памятлив, значит. А что ж, Мироновы, тае, мужики, значит, тае, ничего.
Анисья.
Уж не чаю, как просватать бы поскорее.
Аким.
А что?
Анютка (прислушивается).
Приехали.
ЯВЛЕНИЕ VII.
Те же и Никита.
(Входит Никита пьяный с мешком и узлом под мышкой и с покупками в бумаге, отворяет дверь и останавливается.)
Анисья.
Ну, не замай их. (Продолжает мыть ложки и не поворачивает головы, когда отворяется дверь.)
Никита.
Анисья, жена! Кто приехал?
(Анисья взглядывает и отворачивается. Молчит.)
Никита (грозно).
Кто приехал? Аль забыла?
Анисья.
Будет форсить-то. Иди.
Никита (еще грознее).
Кто приехал?
Анисья (подходит к нему и берет за руку).
Ну, муж приехал. Иди в избу-то.
Никита (упирается).
То-то, муж. А как звать мужа-то? Говори правильно.
Анисья.
Да ну тебя – Микитой.
Никита.
То-то! Невежа – по отчеству говори.
Анисья.
Акимыч. Ну!
Никита (всё в дверях).
То-то. Нет, ты скажи, фамилия как?
Анисья (смеется и тянет за руку).
Чиликин. Эка надулся!
Никита.
То-то. (Удерживается за косяк.) Нет, ты скажи, какой ногой Чиликин в избу ступает?
Анисья.
Ну, буде – настудишь.
Никита.
Говори, какой ногой ступает? Обязательно сказать должна.
Анисья (про себя).
Надоест теперь. Ну, левой. Иди, что ль.
Никита.
То-то.
Анисья.
Ты глянь-ка, в избе-то кто.
Никита.
Родитель? Что ж, я родителем не гнушаюсь. Родителю могу уважение исделать. Здорово, батюшка.
