Полное собрание сочинений. Том 4 - страница 18
Иначе говоря, индетерминизм для своего существования полагает одно из трёх: 1) Закон сохранения энергии ложен; 2) Современная космология, астрономия и физика не верны; 3) Мироздание не дискретно. При утверждении первого перечёркивается вообще вся наука и наше знание о мире. При утверждении второго перечёркивается всё знание вышеозначенных наук. При утверждении третьего отрицается сам факт наличия бытия. А что нужно для детерминизма? Чему он противоречит? Ничего ему не нужно, ибо он едва ли не самоочевиден; ничему он не противоречит, ибо полностью укладывается в современную картину мира.
Бесспорно, это ещё не стопроцентное доказательство детерминизма; для индетерминизма ещё остаётся один шанс из тысячи, но мы же говорим рационально! Рационально же, научно значит – детерминизм. И я говорю так. Вы же, господа метафизики, вне этой области, и здесь вы говорить не можете. Тем ещё более возмутителен факт поголовного умопомешательства на индетерминизме, и он (этот факт) ничего приятного о современной философии не говорит.
Детерминизм гораздо больше похож на правду, да и вообще никаких минусов кроме «Ах!» не имеет. Что интересно, большинство индетерминистов признают наличие четких причинно-следственных связей, но для оправдания своего «лжемнения» хитренько вставляют различного рода «условия» («кондициональные причины») или уже упомянутые флуктуации (которые, как видим, не выдержали критики). Условия те – вообще штука презабавная. Те же Панин с Алексеевым утверждают следующее: «Необходимость всегда опосредуется определённым кругом условий, наличие или отсутствие которых не всегда определяется необходимостью». Как будто условие не имеет причины; как будто оно «с потолка взялось», а не было обусловлено теми же причинно-следственными связями. Хотя, да, признаётся, что причины и условия чётко разделить нельзя; зачастую условие может стать причиной, а причина условием. Т.е. в подавляющем большинстве случаев (а точнее во всех) практически невозможно разделить причину и условие (в тех же самых точках бифуркации доселе никудышное условие может стать наипервейшей причиной), однако, они все не только делятся, но и обладают в корне различными свойствами. Как такой плавный переход от причины к условию (и наоборот) может обернуться такими кардинальными изменениями – непонятно. Так же непонятно, почему в моменты плавного развития все процессы в системе строго детерминированы, а в моменты «важных» преобразований становятся стохастическими. Где эта чёткая и ясная (а иначе невозможно) граница между «обыденностью» и «изменением» – неизвестно. Да и как будто причина – это только специфицирующая причина, а кондициональные