Прожив совсем не долгий век,
Скончался славный человек,
Из тех, о ком скорбят друзья,
Кого забыть нельзя.
Он честным был, любил шутить,
Хоть бед знавал немало.
Умел работать, петь, любить,
Такому б только жить да жить!
И вот его не стало…
Хороший по земле пройдет,
Глядишь, уж нет его.
А вот мерзавец – тот живет,
Мерзавцу – ничего!
Мерзавец, он везуч, как черт,
Легки его дела:
Он даже тем, наверно, горд,
Что мать не сделала аборт
Да плюс к тому, как высший сорт,
В рубашке родила.
Таким и впредь во всем везет,
От службы и до карт.
Ни хворь, ни черт их не берет,
Ни гром и ни инфаркт!
Шучу, конечно. Впрочем, я
Подумал вот о чем:
Что, может, где-то мы, друзья,
Их сами бережем?!
Рукою машем – наплевать!
Мол, наша хата с краю.
А тем, кому бы руку дать,
И там, где надо помогать,
Идем, не помогая.
И вот, прожив недолгий век,
Скончался славный человек,
Из тех, о ком скорбят друзья,
Кого забыть нельзя.
Его никто не убивал,
Не бил ничем в лицо,
Но сколько он переживал
И сколько раз порой страдал
От разных подлецов!
Они, как филины, впотьмах,
Не жди, не пощадят,
И душу вымотают в прах,
И жизнь укоротят!
Неужто мутная волна
Зальет нам яркий свет?
И станет жизнь скучным-скучна,
И станет жизнь темным-темна,
И я отвечу: – Нет!
Настанет день в конце концов,
Когда увидят люди
Среди музейных образцов
Последнего из подлецов
В запаянном сосуде.
Он будет нужен для того,
Чтоб жизнь не стала гаже,
Чтоб все смотрели на него
И сплевывали даже!
Чтоб различали мрак и свет
Они в сердцах своих
И чтоб возник иммунитет
На много-много сотен лет
От подлости у них!
1971
