В коей нет ни сногсшибательных волшебств, ни таинственных происшествий и о содержании которой автор узнал в последнюю очередь, после издательского метрапанжа, сличавшего текст большой канонической лупой.
Вослед за тем веками,
Устав от свор и драк,
Мы щупали руками
Тяжёлый, вязкий мрак.
Народ еду канючит,
Рыдает и сопит,
Москву все время пучит,
А та чрез день горит.
Смотрели мы упорно
Поверх чужих голов
На мох камней дозорных
И слизь сырых углов.
А он, как говорится,
Как Христ, по мере сил,
Сушёною плотвицей
Весь город накормил!
Мы руки взяли в ноги,
Когда принес нам Глист
«Видение Евлоги»,
«Брак в Канах»,
«Акафист».
«Псалмы святого Мони»,
«Победный патерик»…
Всё остальное тонет
В грязи церковных книг!
Устраивая драки,
Толпою из Твери
Явились (Паки-паки!)
Искатели земли —
Угрюмые Шемяки,
Ругаясь, как собаки,
И нас поизвели.
Роскосые в халате
На запах приползли,
Василию в Умате
Отрезали pipi.
Мы не могли, хоть тресни,
Рулить своей судьбой,
Отсюда наши песни —
Тоскливый волчий вой.
