— Надеюсь, никогда не испытать такого…
С запозданием осознав, что ведёт себя неразумно, Мирон сглотнул, но не отстранился, а просто смотрел на профиль Веры.
— Да уж… Свят-свят!— иронично протянул он.
Однако стало как-то не по себе. Вот она старость, одиночество, поухаживать за стариком некому. Поэтому и нужна большая семья и крепкие связи внутри, чтобы тыл был надёжный. Ни он, ни Михаил, не имели такого тыла. У родителей были сестры, братья, у тех свои семьи. И всё как-то держалось. Что ждёт его дальше, если бизнес отнимает столько времени, а взамен только гонка, никакого покоя и тепла? Искреннего, бескорыстного, всеобъемлющего…
Мирон сполоснул клубнику в колонке у конюшни, и они прогулочным шагом побрели по лесополосе. Вера молчала и смотрела, как вдали у беседок дети отдыхающих запускают в небо всё новых и новых змеев. Мирон тоже задумчиво брёл рядом.
Заметив крупное бревно на примятой лужайке под тенью деревьев, Вера тронула Мирона за локоть и кивнула:
— Не хочется возвращаться в толпу. У нас ведь самая вкусная в мире клубника…
Мирон опустил глаза на полное лукошко, которое бережно нёс, и согласно кивнул.
Они присели на бревно под развесистой берёзой. Вера поставила лукошко на скрещённые перед собой ноги и, задумчиво обрывая хвостики клубники, стала делиться ягодой с Мироном.
С аппетитом съев несколько штук, глядя, как по высокой траве бегают пьяные коллеги Веры, играя в мяч, Мирон спросил:
— Так что ты делаешь в своём кабинете для отдыха?
Вера будто вернулась в реальность, посмотрела на него своими большими красивыми глазами, которые снова ожили, и с улыбкой пожала плечами:
— Заполняю всякие бумажки.
— То есть ты не медик?
— Чисто номинально. Но доврачебную помощь оказать могу,— улыбнулась она и смешливо покосилась на Сергевну, тяжело бегущую за ускользающим мячом.— Каждые три месяца тест на выживание – наша Иванец проверяет – надо-не надо.
— Да, ты лихо сообразила насчёт аллергии,— он почесал шею под бородой и усмехнулся:— Чувствую себя несмышлёным ребёнком.
— Иногда чувствовать себя ребёнком – это круто: столько нового узнаёшь…
Мирон снова отметил, как легко ему с Верой, и всё больше проникался к ней симпатией. Она перевела глаза на него, и он смутился оттого, что слишком внимательно разглядывал линию её брови, слегка накрашенные ресницы, внешний уголок глаза, где прилипла какая-то пушинка, и, чтобы не выдать чересчур откровенных мыслей, в шутку посочувствовал:
— Да у вас концлагерь какой-то.
— О-о, надсмотрщиков хватает,— с улыбкой посетовала Вера.— Хорошо, что САНПиН каждые три месяца не сдаю, как медсестры.
— Какая разная у всех жизнь,— задумчиво протянул Мирон и потянулся за той самой пушинкой.
Вера не шелохнулась. Лишь улыбнулась и мельком посмотрела на его губы. А потом смутилась и отвернулась.
Мирон замер взглядом на её губах. Лёгкие будто перекрыли задвижкой, разгорячённый воздух, смешанный с волнением и желанием, давил на грудь. В него будто кто-то другой вселился. Он и не помнил, когда его так волновала близость женщины, что, безумно желая прикоснуться к ней, не смел проявить решительность.
«Просто раньше мне никто так не нравился»,— оправдался Мирон и нисколько не воспротивился этой мысли.
Вера поднялась и, набрав горсть клубники, наполнила ею рот.
— Ум-м, как же вкусно!— восхитилась она, прожевав, крутнулась на месте и протянула ему самую крупную ягоду.
