Тихий стук в дверь вывел меня из оцепенения. Стрелки часов подсказали, что я уже сорок минут сижу неподвижно. В кабинет заглянул Джим:
– К тебе можно?
– Конечно, заходи. Мы же толком еще и не поговорили, – приветливо улыбнулся я.
Джим вошел и, усаживаясь в кресло напротив, заметил рассыпанные по столу таблетки:
– Пап, ты себя хорошо чувствуешь? Выглядишь неважно, бледный какой-то.
Я колебался: передавать ему наш разговор с Томом или нет.
– Ну, в моем положении бледность – это нормально, – попытался я отшутиться, чувствуя, что не готов еще поделиться с сыном новостью. – Рассказывай, что там у тебя с бизнесом в Европе? По телефону ты был чрезмерно лаконичен.
– С бизнесом всё идет так, как и должно быть! – безмятежно улыбнулся сын. – В двадцатых числах приходит новая партия «Ferrari berlinetta», через месяц лечу обратно, есть еще пара контрактов, требующих более тщательной проработки. Слушай, звонил Шон Бирн – парень с моего курса, ну, ты должен его помнить, рыжий такой, он еще свалился в бассейн на моем двадцатилетии. В него одно время была влюблена наша Джес.
Я кивнул, поняв, о ком именно идет речь, хотя подсказка, что в него была влюблена Джес, могла заставить меня пару дней вспоминать этого Шона.
– Он сегодня женится на какой-то юной красотке, – продолжил Джим. – Ужасно не хочу ехать туда один. Может, составишь мне компанию, я его уже предупредил, Шон будет рад тебя видеть. Поедем вместе, а? – с мольбой в глазах Джим ждал ответ.
Я поморщился и с виноватой улыбкой покрутил головой из стороны в сторону, что означало «ни за что».
– Там будут Сендлеры, Кевин Абель, Джон Боггарт, пап, ну ты же с ними отлично ладишь, – продолжал настаивать сын.
– Да уж, просто террариум единомышленников. Меня же там на части разорвут! – оправдывался я. – После моего заявления пришлось отключить телефон. Думаю, все эти старые денежные мешки уже в мечтах устроили кастинг на лучшее тело донора для себя. Теперь им не терпится узнать, когда же я, наконец, лягу под нож, чтобы посмотреть, что из этого получится.
– Ты прекрасно знал, что тебя ждет! Я тебе говорил, что ты спешишь! – сверкнув глазами, повысил голос сын, пользуясь возможностью упрекнуть меня. Джим был вспыльчив, как и я, но также легко остывал. – Открытия в области медицины – это замечательно! Но зачем самому становиться подопытным кроликом, отец? Можно найти пару безнадежно больных и прооперировать для начала их, – с мольбой глядя на меня, в ожидании ответа замер Джим.
– А как ты будешь смотреть в глаза родственников, когда эти люди умрут на операционном столе? Ведь они бы могли прожить еще несколько дней или месяцев, а ты отнимешь последнее, что эти несчастные имели! – я заводился от того, что сын не понимает той мысли, которую я хочу до него донести. – Зачем кого-то искать? Я и есть безнадежно больной!
– Вот только не надо прикрываться плохим самочувствием, ты просто слишком мнителен, – уже смягчившись, продолжил Джим, вероятно вспомнив, что мне нужно избегать волнений. – Думаешь, я не заметил, как ты распушил хвост, флиртуя с журналисткой? – заговорщицки подмигнул мне сын.
– Человек, у которого болит внутри, всегда делает музыку погромче, уж так он устроен! Женщины любят, когда ими восхищаются. От меня же не убудет, а Кэрол приятно, – отмахнулся я от беспочвенных подозрений сына. – Согласись, она очень хорошенькая и далеко не глупая.
