Но теперь в этих титрах я уже ничего не веду. Меня пишут рядом с Надей через запятую. Мол, редакторы такие-то. А ниже: «Верстка – Надежда Коллонтай».
И если бы я еще не полюбила ее, Надю. У меня был бы образ врага, и я могла бы жаловаться друзьям, таким же неудачникам, как я, что вот пришла молодая, неопытная, тут же подсидела и пожала все лавры…
Нет, Надя мне пришлась по сердцу, и мы до сих пор таскаем друг другу пирожки из столовки, а из дому я захватываю два яблочка, а не одно. И работать с ней легко…
В общем, надо было проглотить все эти амбиции и работать себе, как работала. А версткой заниматься на досуге, раз уж мне приспичило.
Но вышло не так.
Это было в мой день рождения.
Перед дипломом. Алиса явилась меня поздравлять, привезла дыню, цветы, подарок… Но после чаепития мы не разошлись, а остались до самого позднего вечера. Хотя я то и дело с тревогой смотрела на часы. Ковален тогда мучился головными болями, мы подозревали инсульт или что-то вроде этого. Но больницу он отвергал, а я с ужасом думала, что вот так мы сейчас загубим мужика. Врача, врача! Он лежал болел, а я пахала допоздна. И какая тут разница, день рождения – не день рождения.
Вообще, когда Алиса в офисе, мы работаем в три раза медленнее. Потому что она приходит с новостями, садится в кресло и начинает излагать. Говорит Алиса Александровна артистично, лукаво поглядывая, в лицах пересказывая случаи на дорогах или диалоги с заказчиком.
Мы с Надей сидим, уткнувшись в распечатки или мониторы, судорожно думая, что такой зачин не сулит нам короткий рабочий день. Потому что нельзя же и слушать, и читать. Два речевых потока.
В этот день мы остались с Алисой вдвоем и помаленьку доедали торт. На столе белели лилии, которые она мне принесла.
– Ну что, Таня, сколько вам исполнилось?
Я сказала.
– Есть у вас на будущее планы какие-то? Вот диплом защитите – и что тогда?
Я собралась с духом и выговорила:
– На графику пойду учиться. И в аспирантуру.
Алиса переменилась в лице, что-то такое мелькнуло во взгляде, вроде: «Ах, вот так, значит!»
– Таня, ну какая вам графика? Зачем?
– Ну, может, верстать научусь…
Алиса взорвалась отповедью, говоря, что на графике меня не научат верстать и что, опять-таки, не такой я человек.
Я взмолилась:
– Ну Алиса Але… Александровна! Ну вот же передо мной вы – образец для подражания. Я думала, что я смогу от корректуры перейти к редактированию, от него – к верстке… Чтобы все уметь, понимаете? Чтобы всю книжку уметь сделать – от и до. Ну разве что не написать…
Кстати, а почему бы и не написать?
– Таня, а какой в этом смысл?
– Ну вот вы. Вы же…
– Таня. То я, а то – вы.
Как черту подвела. Я оторопела.
– Если вы будете хвататься за верстку и тем более за графику, вы станете в текстах просто-напросто ко-ся-чить.
Я вернулась домой вся в слезах, стараясь унять рев, чтобы не волновать Ковалена. Он тогда еще очень долго болел. И я в самом деле стала косячить. Каждый день.
