Я не помню точно, когда увидела его в первый раз. Но отлично помню, как в школу пришел Ярославцев.
Школа наша в Томске была самая заурядная, типовая трехэтажная. В шестом классе мы перевелись на третий этаж и свысока поглядывали на малышей. Первая любовь, знаете ли, первые дискотеки, мальчики по плечо любой девочке. Я была самой низенькой, поэтому меня часто приглашали на танец. Уж точно не за красоту. Самой красивой в классе была рыжая Белка. А самой умной – Чпокс, задачки по математике щелкала как орешки. Белка умела красить ресницы и завивать волосы плойкой. Я ничего такого не умела и задачки осиливала с трудом. Я носила круглые детские очки, от которых отскакивала золотая краска. Зимой под колготками у меня прятались синие рейтузы с лямочкой под стопой. Лямочка истерлась, а синий цвет пробивался наружу сквозь черный и очень меня терзал. Мама не выпускала на улицу, не убедившись, что я утеплилась. И я выходила толстоногая. Весь этот слой собирался под коленками некрасивыми складочками, и я прятала ноги под парту.
В соседнем дворе жил второгодник по кличке Убыток. Завидев меня, он кричал: «Эй, очкастая!» А я всегда делала вид, что ничего не слышу. Как будто я глухая, а не подслеповатая.
Я всегда была очень стеснительная.
В то утро я слушала прогноз погоды и лениво возила завтрак по тарелке. А ну как объявят, что на улице минус сорок? Тогда можно будет никуда не ходить, залезть под одеяло и читать книжку. Но фиг вам. В дверь уже стучалась Наталка.
Наталка жила в соседнем доме, и в школу мы обычно ходили вместе. Борясь со сном, мы пересекали двор, миновали киоски и с тоской поглядывали на сугробы. Почему не выходные? Завалились бы и копошились в снегу, пока варежки не задубеют.
Но куда уж там! За киосками виднелась школа. Наши окна горят. Ульяна Валерьевна ждет. Ульяну Валерьевну мы за глаза звали просто Ульяшей. Как-то панибратски, но все же не так грубо, как «классуха».
В тот день Ульяша не отпустила нас после звонка, даже придержала ручку двери, чтобы мы не вынеслись лавиной. И объявила, поправив очки и уперев руку в бок:
– Девочки! И мальчики. У нас в школе открывается поэтический кружок. Сбор в актовом зале в час. Все, кто пишет стихи, обязательно приходите. Ведет председатель Томской писательской организации Ярославцев! Иннокентий Александрович.
Это прозвучало очень торжественно, и стало ясно, что такое событие – ну, выходящее из ряда вон. Председатель! Организация!
Белка передала мне записочку: «Ты пойдешь?» Я приписала «Ага» и сунула ей обратно. Наталка пошла с нами. И Чпокс тоже.
Вот, вообще, вы представляете, что такое настоящий писатель? В детстве кажется, что писатели – они все уже умерли давно, а портреты висят в кабинете литературы. А тут живой, да еще и важный такой, председатель. То есть всем писателям писатель.
Ярославцев оказался седой и солидный. Невысокого роста, в плотном пиджаке. Борода темная, глаза живые и с хитрецой, немного татарские. Нос бульбочкой. Стоял он, запустив руки в черную сумку, как будто Дед Мороз с подарками наготове.
– Ребята, кто хочет прочитать свои стихи?
Голосу Ярославцева был мягкий, и сам он весь излучал какой-то уют, неторопливость и степенность.
Собравшихся хватило на половину первого ряда. Мы расселись на крашеные деревянные стульчики, хихикали и толкали локтями друг друга. Потом по одному вскарабкались на сцену и зачитали доморощенные вирши. Ярославцев приставил короткий указательный пальчик к переносице (этот жест выражал у него некоторое затруднение, как я потом поняла) и принял в кружок всех желающих. А из сумки выудил свои книжки одну за одной и раздал нам, сделав дарственные надписи.
