– А я слышал эту историю! – воскликнул Дарри с восхищением. – Так это был ты?
Снорри Молчаливый бросил на него одобрительный взгляд и кивнул.
– Я тоже слышал, – подхватил Крум, – и сдается мне, что тебя в самом деле пригласили спеть хвалебную песнь, но вот дальше дело пошло наперекосяк…
Арнгрим хлопнул ладонью по столу.
– Хватит споров! Прошу, яви нам свое искусство, славный Снорри! Сложи песню в мою честь. Если мне понравится, я возьму тебя на корабль.
– Как прикажет славный ярл!
Снорри поклонился, сел на край скамьи, снял с плеча чехол, бережно достал из него разукрашенную харпу и принялся подкручивать колки.
– А еще слыхал я об одном скальде, – подсел к нему Дарри, – который дивной песней влюбил в себя дочь и жену одного конунга, и ему пришлось бежать со всех ног от гнева правителя, а также и от двух возлюбленных сразу… Уж не ты ли это был?
Скальд загадочно улыбнулся, не говоря ни да ни нет, – лишь продолжал настраивать харпу.
– Представь, у нас битва, надо срочно напускать туман в глаза врагу, а он колки крутит, – прошептал Крум.
– Ты петь-то будешь или нет? – не выдержал Арнгрим.
Снорри насупился, однако выпрямил спину, умостил харпу на колене, и пальцы его забегали по струнам.
Под темными сводами зала поплыли стройные созвучия. И сразу озаренный свечами сумрак пиршественного чертога стал более торжественным, будто боги где-то встрепенулись и насторожили уши, готовясь насладиться пением, – ведь боги очень любят хорошую музыку! Из-за приоткрытой двери чертога незаметно, как им казалось, прислушивались стражники. А из дальней части зала, за ткаными завесами, долетел взволнованный шепоток служанок.
– Вы чего тут бездельничаете, лентяйки? – раздался отдаленный голос Славуши.
– Госпожа, там скальд…
Супруга ярла выглянула в зал, прислушалась – и, тихо подойдя к столу, молча села на скамью рядом с мужем.
Сыграв долгое, затейливое вступление, Снорри Молчаливый наконец запел. Голос разочаровывал – негромкий, несколько скрипучий, – однако опыт и навык в пении, несомненно, чувствовались. Даже Крум опустил насмешливо поднятую бровь и начал вдумчиво прислушиваться…
И вскоре глаза всех троих полезли на лоб.
– О чем он поет? – прошептал Арнгрим. – Это какое-то заклятие?
– Понятия не имею, – отозвался Крум. – Если нас сейчас проберет понос, мы об этом узнаем… Одно непонятно, как ему с таким голосишкой удалось охмурить жену конунга, не говоря уж о дочке?
– Тихо, я слушаю, – шикнул Дарри, наморщив лоб.
– Ни слова не разобрать! – повторил Арнгрим, хмурясь. – О чем бы он ни пел, это явно не про меня!
Наконец скальд закончил песнь, встал и поклонился.
– Надеюсь, мое скромное искусство, воспевшее доблестного ярла и его подвиги, пришлось ему по вкусу!
– Гм… Ну если это было воспевание подвигов, то конечно… Там были слова «окунь битвы»…
– А также «владыка ратной гадюки», – добавил Крум. – Это все ты, брат.
– Слыхал ли этот воин о кеннингах? – цедя слова через губу, спросил скальд.
– Куда уж мне, – вздохнул Крум. – Я из всех песен знаю лишь «Конунг Олав Толстозадый отправляется в поход». Я даже многих слов не ведаю, что прозвучали в твоей хвалебной песне. Вот, например, «мечегромец»…
– Это слово изобрел я, – вскинул голову Снорри Молчаливый. – А что не так?
– Не-не… я просто завидую… Или вот «вой поля семги» – подразумевается пение скальда?
Лицо Снорри начало наливаться краснотой.
Арнгрим примиряюще поднял руку.
