Полупрозрачная - страница 21

Я сдержанно произнёс:

– Я у тебя сегодня в качестве носильщика, поэтому покупай всё, что считаешь нужным. Денег не хватит – добавлю.

Серафима терпеливо обслуживала, пока мы делали выбор. На меня она больше ни разу не взглянула. Правда, на этом сватовство моей матери не закончилось. Пришлось ещё несколько раз по её просьбе приходить на рынок, в отдел Серафимы. Постепенно при встречах мы стали любезничать друг с другом. Каждый раз озорной огонёк загорался во взгляде девушки, останавливавшемся на мне с особым вниманием. Угадывалось: Серафима подавляла в себе попытки заговорить о личном. Я же в ответ старался не подавать повода и надежды, но замечал, что в теле появлялась даже физическая скованность, и уходил сразу, распрощавшись, когда чувствовал напряжение, возникающее между нами.

В тот год, в начале зимы, наша мать скоропостижно умерла. Я долго не мог смириться с такой потерей. В день похорон старался не смотреть на неё, лежащую в гробу. Чудилось, что её веки дёргаются и вот-вот она откроет глаза, проснётся. Впрочем, я нашёл в себе силы попросить отзывчивую Серафиму о помощи, и она взяла на себя все хлопоты по организации поминок матери.

Сразу после похорон я сильно простыл. Поднялась температура, кашель из меня выходил в виде свиста. Мне повезло: рядом оказалась Серафима. Она и стала за мной ухаживать. По молчаливому согласию Серафима так и осталась жить у меня. Она с сочувственным наслаждением, как в ароматную ванну, погрузилась в мою жизнь, в мою постель. Я утопал в её горячих поцелуях, прячась от боли потери.

Меня раздражало, когда Серафима начинала говорить о любви. Я замирал в нерешительности и, пытаясь отвязаться от её слов, отвечал неопределённым кивком. Как и многие женщины, Серафима мечтала о беременности. В период задержки месячных она каждый раз расстраивалась, когда тест показывал отрицательный результат. Я не горел особым желанием иметь от неё ребёнка, но и не исключал такую возможность. Так мы и жили.

Здесь же, в камере, я был лишён её страстных объятий, и от этого она становилась для меня ещё желанней. Тем временем, когда надвигалась ночь, пятна света в решётчатых окнах тюрьмы разливались рекой, лампы не гасли, жизнь утихала, дежурные служили на своих постах. Я оставался наедине с мутными воспоминаниями о Серафиме, отвечавшей открытой взаимностью на любые мои эротические игры. В теле закипала кровь, обнажая самые тайные желания плоти. Снова и снова, каждую ночь просыпаясь, я переживал разлуку, жаждал с порывом откликнуться на её призыв.

Кроме этих воспоминаний, я неоднократно пытался воспроизвести в памяти черты лица Ренаты, и у меня перехватывало дыхание. Она не давала мне покоя. Хотелось единым махом сбросить с себя это наваждение. Или ничего не показалось и всё было правдой? В самом деле, глубоко в мою душу закралась тревога. Её уже нет в живых, но я каждую секунду невольно думал о ней – другой. Видение полупрозрачной Ренаты было очень ощутимое, оно цепко держало моё сознание. Или я был под гипнозом?

Благоприятная возможность скрывается среди трудностей и проблем.

Альберт Эйнштейн

Три года моего заключения прошли как кошмарный сон. Сделав первый шаг за последние двери зоны, я остро ощутил новый запах – запах свободы. Это поймёт только тот, кто сам хоть раз испытал такое. Осенний ветер обдувал лицо, как бы приветствовал меня. Но сильное волнение не проходило, несмотря на мои тщетные попытки успокоиться. Удары сердца усиливались, а желудок противно схватывал лёгкий спазм. Я поставил сумку на землю и огляделся. Поднял воротник куртки, застегнул молнию со свистом до предела. Закурил. Начал искать взглядом свою машину. Увидел, что она стоит поодаль, напротив. Дениска сидел на месте водителя развалившись, не замечая меня.