Полынь: молекулы горечи - страница 10

– Вы их уже по именам выучили? – спросила кудрявая лаборантка Наташенька.

– Сашкин мой одноклассник, – гордо ткнул себя в грудь Решетов, и принялся рассказывать о чем-то из прошлого.

Раскладывая файлы с темами занятий перед собой, Яна не слышала разговор, но несколько раз остановила взгляд на Решетове, и вздохнула. Зав кафедрой лысеет с каждым годом все сильнее, под глазами мешки, после выходных лицо, как правило, с вишневым оттенком, «пивной» животик, и запах пота в конце рабочего дня. «Если следователь Сашкин такой же раритет, то членораздельного обвинения мне придется ждать до пенсии» – опустила глаза Яна.

– Приветик, – вошла красивая аккуратная Светочка Решетова, дочь заведующего. В свои 27 она вовсю писала докторскую. И Яна ни разу не видела ее без косметики и без высокого каблука на обуви ни летом, ни зимой.

– Вадим Вадимович просил нас собраться в актовом зале, – сообщила Светочка, внимательно глядя на себя в зеркало.

– Только если Вадим Вадимович просил, – пискнула Наташенька.

Проректора по интенсификации кадров, первого заместителя ректора, Ёмкина Вадима Вадимовича студенты запоминали обычно хорошо. Привлекательный лицом, статный, умный, хорошо воспитанный, он был «слабоват на передок». О его пристрастии к женщинам всех возрастов говорили чаще, чем о сроках сдачи экзаменов. Познакомиться с ним пришлось и Яне. Пару лет назад она проходила собеседование при устройстве на работу в институт. Вернее, основным местом ее работы была школа, а преподавание – по совместительству. Тогда проректор соизволил оказать ей внимание – взял ее руку в свою, начал говорить что-то про учебный процесс. «У вас пахнет изо рта» – сказала тогда Яна, чтобы не обнадеживать его понапрасну. И больше на прием к проректору она не попадала. Правда, в месте работы ей не отказали, и это последнее позабавило ее и дало повод думать, что у Ёмкина здравого смысла все-таки поболее, чем кокетства.

Трехъярусный актовый зал бурлил волнами публики. Яна опоздала, сделала бесстрашную попытку пробраться на галерку, но ее толкнули другие опоздавшие, и она вынуждена была зайти на второй ряд. Поздоровалась со знакомыми сидящими вблизи. Вокруг обнаружились сплошь хмурые лица. Толпа преподавателей, заполняющая просторное помещение, гудела точно так же как гудит толпа студентов до звонка. Разве что никто не плевал жвачку на пол, и не играл в карты.

Совсем рядом с Яной разместился ее одноклассник Сидоров Павел.

– У меня у ребенка вторые сутки температура, а я здесь как дурак, – пробормотал он, и посмотрел на свои ладони мутными от бессонницы глазами.

– Представь, что у тебя диарея, и смойся домой, – ответила Яна безрадостно.

Павел глянул на нее, крякнул, и поспешил к выходу, энергично протискиваясь сквозь толпу.

Послышался звонок, совсем как учебный, с той лишь разницей, что он не умолкал почти минуту. Все притихли.

Поднялся Ёмкин и уверенно начал вступительную речь. Рядом с проректором сидели двое в полицейской форме, и еще один человек в бледно-розовой рубашке и опрятном темно-сером пиджаке. Яна внимательнее всмотрелась в лицо этого третьего гостя, и брови ее удивленно изогнулись. Тот самый, что облил ее чаем в магазине. Только сейчас он одет более тщательно, и выражение лица непроницаемое. Сложно представить, что он способен голос повысить.

Мужчина холодно скользил взглядом по лицам в зале. На него никто не обращал внимания.