С началом нового года, впрочем, начался и сезон балов, которые Ксении вовсе не горела желанием посещать. Всё чаще она оставалась в одиночестве по вечерам и всё больше думала о том, когда получит новый, серьёзный приказ. В столице, несмотря ни на что, она чувствовала себя бессмысленной и бесполезной. Ей хотелось на фронт. Вспоминала она и ту недолгую встречу, с которой новое, тягучее и безнадёжное чувство поселилось в ней. Она так и не смогла узнать, кем был тот офицер, с которым она разговаривала в Галерее Героев и которого не видела ни разу после того. Понимала только, что тот стоит в иерархии флота несравнимо выше, и потому встретиться им вряд ли суждено.
В марте, когда начались перемены погоды, и то и дело стал стаивать и снова выпадать снег, Ксения заболела и тогда же получила письмо. Мать уговаривала её хоть ненадолго вернуться домой. Отпросившись у офицера под предлогом болезни, она отправилась в поместье в тот же день.
На юге, где располагалась усадьба Троекуровых, было куда теплей, и деревья уже покрылись первой листвой. Ещё с воздуха, подлетая к знакомым местам, Ксения увидела очертания озера, на котором проводила целые дни до того, как начала служить. Далеко к горизонту убегала озёрная гладь, перемежаемая островками скалистых шхер. Вдоль северного берега тянулись стройными колоннами грациозные корабельные сосны, зато юго-западный представлял из себя песчаный, покрытый дюнами пляж, где Ксении любила бегать и купаться с дворовыми девчонками по вечерам. Ей внезапно стало так легко, что, едва опустив корабль на заднем дворе, она соскочила на землю и бегом побежала к крыльцу. Отец сидел в гостиной и, кажется, так скоро её не ждал. И одарил дочь удивлённым взглядом, и приподнял брови, так что Ксения сразу подобралась и, с трудом сдерживая улыбку, изобразила торопливый поклон.
– Доброго утра, батюшка. Вы, кажется, вызывали меня.
– Вызывал.
Ксения всё-таки улыбнулась.
– Я очень скучала.
Она бросилась вперёд и повисла на шее у едва поднявшегося во весь рост отца. Отец погладил её по спине, прокашлялся, прогоняя собственную усмешку с лица, и скомандовал:
– А ну прекратить! Совсем распустила тебя мать!
Ксении торопливо шагнула назад и поклонилась ещё раз.
– Прошу меня простить.
– Обед готов. Иди, переоденься, я велю подавать.
За столом говорили ни о чём и Ксении стало ещё легче, она словно бы плыла по воздуху в светлой неге, только теперь поняв, как скучала по родне. Она так глубоко погрузилась в свои мысли, что не расслышала, когда разговор зашёл о ней, и сквозь марево радости пробился голос матери:
– А Серёженьку ты не хочешь повидать?
– Что? – Ксения резко выпрямилась. Её будто бы обдало холодной водой.
– Он всё время только и делал, что скучал по тебе. Надо бы связаться с ним, пусть приедет на чай.
– Хорошо… – растерянно произнесла Ксения, – прошу простить меня… я с дороги очень устала.
Она поднялась из-за стола под пристальным и суровым взглядом отца. Мать, однако, накрыла ладонь супруга рукой, заставляя его промолчать, и сказала:
– Иди. Отдыхай.
Всю ночь Ксения не спала. Она вспоминала круглощёкого и сероглазую Серёженьку, который когда-то дарил ей колечко из луговой травы, и который одевал на её чело венок из веточек шиповника. Но как бы он ни хотела Ксения соврать, она никогда по нему не скучала. Что было – то было для неё и давно прошло. Он был другом детских лет, но не более того. И вопреки всему разумному другое мужское лицо вытесняло его.
