Понтий Пилат - страница 16



Выходили мы почти месяц, и вышли на ту дорогу только пятеро. Как мы выходили, сколько раз вступали в сражения и были на краю гибели, составляет особый рассказ, но мы вышли. На мою долю пришлось 20 фунтов золота, целое состояние. Мы разошлись в разные стороны и были предоставлены сами себе. Мне тогда исполнилось 25 лет. Я был честолюбив, но неопытен. Сколько друзей, любящих женщин, добрых трактирщиков побывало около меня в то время! Любви и доброты хватило на три года. Все кончилось с последним аурием. Тогда встал вопрос: что делать дальше?

Можно было вернуться в легион, как сделали два моих парня. Они прошли положенный путь наказаний и радовались тому, что оказались в том же легионе. Я же был слишком самолюбив. Да и будущее просматривалось безрадостное. Зависть – путеводитель чуть ли не всего человечества. Разве можно простить человека, который хватанул уйму деньжищ и все прокутил сам, не отсыпав именно тебе горсть-другую монет. Для дальнейшей жизни было бы лучше, если бы нам не удалось донести это золото.

Сколько в легионах было разговоров! Меня и сейчас помнят в легионах X Гемина и IV Македонском, не говоря о моем родном.

Такие возможности простому солдату предоставляются редко, да и осуществить их может далеко не каждый. Недаром разговоры об этом походе не умолкают в легионах и по сей день. Сам смотрю на себя с удовлетворением: смог. Правда, не смог умно распорядиться богатством, но умный разве бросился бы за этим золотом на верную смерть? Все взвесив, решил в легион не возвращаться. Вот уже десять лет работаю на мельницах, дело знаю. Что касается вашего парня, то я его в легион подготовлю: он обладает большими возможностями.

Со следующего же дня у Понтия началась новая жизнь. Ему повезло. Учитель знал свое дело и был человеком азартным. По утрам и вечерам в перелеске рядом с мельницей шли упражнения в военном искусстве. Понтий с нетерпением ждал каждого нового занятия.

Конечно, осваивалось владение оружием, но прежде всего обращалось внимание на умение сражаться в строю и единоборство. Шли годы. Карел Марцелла обрел свою душевную опору. Он отдался задаче возрождения себя в этом юноше. День за днем ковал он из Понтия солдата, развивал видение скрытых пружин сражения, умение понять свою роль там, где куется победа.

В годы становления Понтий чувствовал, что обучение, проводимое с таким тщанием, с таким старанием, не может иметь в своей основе только денежный интерес. В нем созревало сложное чувство признательности и ответственности за судьбу своего учителя. Позднее, оставшись в живых после тяжелых сражений, Понтий понимал, что только выучка Карела Марцеллы спасала ему жизнь, и в его сознании крепли добровольные обязательства перед учителем.

Родители, особенно мать Понтия, которая лучше разбиралась в душевных побуждениях Карела Марцеллы, радовались удаче с принципалом и своим отношением стремились выразить благодарность.

В округе стало известно, что здесь размещаются вербовочные пункты Пятого Германского легиона, участвовавшего в последних сражениях. Поговаривали о наборе молодых легионеров, и это известие привело в движение молодежь ближайших окрестностей.

Для первого знакомства Понтий направился на ближайший вербовочный пункт. Место выглядело довольно странно: небольшой двор был захламлен, куры в углу мирно разгребали прошлогодние листья. В глубине двора Понтия встретил легионер, имевший какой-то невыспавшийся вид. Это был принципал десятой когорты, в обязанности которого входила встреча новобранцев.