– Фамилия, – простонал-спросил полицейский.
– Я не помню, – ответил. – Только имя: Семён.
– Фамилия! – повторил коп, но уже громче.
– Говорю вам, ничего не помню, – пожал я плечами. Дальше всё было быстро.
– На.
Я не заметил никакого движения и не понял, откуда прилетел удар. Но он был сильным. Вся левая надбровная дуга горела огнём. Досталось и глазу. В руке худого полицейского была… Телескопическая дубинка. Он развернул её одним рывком, будто фокусник. Я заметил, как полицейский заносит оружие для ещё одного удара. Но его руку тут же перехватил… Аристарх.
– Ещё одна такая выходка, и я буду вынужден кляузничать Муравьёву, – выразительно сказал директор свалки.
– А ты кто такой? – гневно ответил ему полицейский, пытаясь вырвать руку. – Мать Тереза? Да я тебя, за сопротивление…
Аристарх резким движением оттолкнул от себя худого стража порядка. Тот дёрнулся к кобуре, но директор свалки вновь повторил свой манёвр. Он извлёк пистолет циклопических размеров. У полицейского просто отвисла челюсть. Рука, тянувшаяся к табельному оружию, замерла. Дверь «Петра I» распахнулась.
– Вадик, Вадик… – сказал второй страж порядка, подходя сзади. – Ничему тебя жизнь не учит. Ты почто на Аристарха Фёдоровича руку поднял? Простите нас, господин Карамазов. Сие есть отвратительнейшее недоразумение. Могу лишь выразить глубочайшее раскаяние.
– Держите своего подчинённого на привязи, – ответил Аристарх. – Ибо я за себя не ручаюсь…
Респиратор немного искажал голос моего спасителя. Земля плыла под ногами. Тёплая струйка крови ползла по виску, смешиваясь с потом и грязью. "Сотрясение?" – мелькнула профессиональная мысль сквозь туман боли. Надо обработать, но чем? Посмотрел на второго полицейского. Тот был крепким и широкоплечим. На плечах – погоны со звёздочками, но в офицерской иерархии я не разбираюсь.
Тот извлёк из кармана какую-то салфетку и протянул мне. Я аккуратно промокнул кровь. После этого второй полицейский, чавкая на мягком грунте, подошёл к телу Толика. Присел. Покачал головой.
– Его по голове ударили, что ли? – спросил второй полицейский.
– Я видел лишь один удар, – ответил Аристарх. – Вот этот нищеброд его снёс. Я видел издалека, а потому свидетель из меня, увы, никудышный.
Директор свалки небрежно махнул рукой в мою сторону. Нищеброд! Как обидно слышать такое. Впрочем, в этом обличье, должно быть, такое обращение можно считать почти комплиментом. Вадик посмотрел на меня с плохо скрываемой ненавистью. Он украдкой пригрозил кулаком и скорчил злобную рожу.
– А второй? – спросил высокий коп. – Тоже бил?
– Нет, – покачал головой Аристарх. – Он стоял в стороне. Насколько я могу судить, конфликт возник из-за какой-то мелочи. Анатолий не хотел платить двадцать или тридцать копеек. Вот этот бродяга ударил, а этот – просто стоял в стороне.
Толик потупил взор. То ли ему было стыдно, что он не при делах, то ли он в принципе боялся правоохранителей.
– Отлично, – просиял высокий полицейский. – А то к нам в багажник только один поместится.
– В багажник? – спросил я.
И, прежде чем, успел что-то подумать, на запястьях действительно защёлкнулись наручники. Но при этом… полицейские не спешили меня трогать. Просто смотрели будто я должен прочитать их мысли. Где-то во внутреннем кармане звенели монеты, которые я забрал у покойника Анатолия.
– Ну, давай, – сказал мелкий коп. – Быстро, пошёл. Рыбкой – оп. И внутри.
