– Как твое имя? – невольно вырвалось у меня.
– Василий Иванович, как Чапаева, если, конечно, ты знаешь, кто это.
– Не знаю.
– Тогда зови просто: дядя Вася. А как тебя звать-величать?
– Бертан, правитель государства Хилла.
– О, бля… ха муха! Куда бы деться! – сосед всплеснул руками. – Прямо правитель?
В его голосе опять звучала издевка, но теперь я уже понял, что нужно быть осторожнее с высказываниями, и не поддался на подстрекательство с его стороны.
– А в вашей стране правителей нет?
– Есть, конечно. Президент. Но он среди простых смертных в палате не лежит. У него свои апартаменты в элитной больничке. А ты красавчик, как я погляжу. И ростом вышел. Подойди ближе.
Я сделал два шага вперед и взялся рукой за палку, к которой была привязана его нога. Она покачнулась, дядя Вася вскрикнул.
Я отпустил палку и сел на свою кровать.
– А извиняться тебя не учили? Или у правителей не принято просить прощения?
Действительно, сосед попал в точку, правитель не просит прощения у подданных, но сейчас я был никто, поэтому пробурчал:
– Извините.
– Лады. Ты, если хочешь, держись за штатив, только не дергай его.
– А что с ногой? – задал я нейтральный вопрос.
– Поскользнулся, упал, очнулся, гипс, – хохотнул мужчина.
– А где?
– Слушай, Бертан или как там тебя, это присказка такая. По фильму «Бриллиантовая рука». Смотрел?
– Нет, – ответил я.
– Во чудо какое ко мне в палату попало! – восхитился дядя Вася. – По внешности просто модель, хоть сейчас на подиум, а знаний о мире – ноль.
– А вы мне расскажите, все равно спать не хочется, – предложил я, выключил свет и лег на свою кровать.
«О боги! Как хорошо!» – мелькнула мысль.
Мягкая перина обнимала так нежно, голова покоилась на высокой и тоже очень мягкой подушке, которая тут же приняла форму шеи. Невольно вспомнились твердые и неудобные валики, которые подкладывали под голову в Хилле.
– И что тебе рассказать? Ты, часом, не иностранец? Хотя говоришь по-нашему чисто.
– Да, я чужестранец. Мне все интересно. Скажи, дядя Вася, кто тебе ногу сломал?
– Да тут и рассказывать нечего! Зима нынче плохая. То мороз ударит, то дождь пройдет, потому и гололедица. Вышел из дома, на работу торопился, потерял концентрацию и свалился. Перелом сложный, вот и лежу в больничке с ногой на привязи.
Я слушал дядю Васю не перебивая. Мозг обрабатывал информацию с бешеной скоростью, а сердце колотилось от волнения. Мир Виолетты открывался мне с разных сторон. Мой ночной рассказчик явно не обучался красноречию, перескакивал с темы на тему, перемежал речь странными оборотами, смысл которых от меня ускользал. Я понимал его через слово, терял нить беседы и тогда уносился мыслью далеко.
В этом мире был свет. Настоящий, дневной. Не рожденный коптящей горелкой, от которой слезились глаза, а лившийся сверху, как солнце, которое заглядывает в каждый уголок земли.
Люди жили в высоких домах, взмывавших в небо. На их крышах светились красные огни, чтобы самолеты, железные птицы, сделанные руками людей, не задели их случайно крылом.
– Дядя Вася, а как люди в таких высоких домах живут?
Я сразу представил картинку: сгорбленные слуги тащат на своих спинах белые сосуды с водой, по дороге расплескивая ее. «Бедные! – невольно пожалел я подданных местного президента. – Тяжелая, наверное, жизнь».
Дядя Вася приподнялся на локте и повернул голову в мою сторону. В предрассветном полумраке я видел только расплывчатый силуэт и блестящие глаза.
