«Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го - страница 33
– Товарищ Берия, одна из наколок, с буквами и цифрами, обозначает группу крови и резус-фактор, в данном случае II группа с отрицательным резус-фактором. В моем, вернее в том, времени такие наколки обычно делали люди профессий, связанных с риском: пожарные, военные, милиция и т. п. Вторая наколка, которая полностью подтверждает происхождение убитого, это вот эта. – Показав ее на рисунке, я продолжил: – Это герой одного очень популярного фантастического фильма. Пришелец с другой планеты, прилетевший на Землю поохотиться на людей. Многие делают наколки популярных персонажей фильмов, это именно тот случай. А предметы, прикрепленные к ключам, кстати, ключи от автомобиля, так вот, один – это носитель информации. Подключается к компьютеру. Объем информации, который может поместиться на носитель, очень большой, примерно несколько тысяч книг. А второй – пульт дистанционного управления сигнализацией автомобиля. И еще. Не думаю, что убитый был связан с морем, скорее с преступным миром, – закончил я.
– Поясните ваше предположение о связи убитого с преступниками. – Берия, блеснув стеклами в пенсне, резко наклонился ко мне.
– Дело в том, товарищ нарком, что в 90-х годах в стране творился откровенный бардак, как я уже рассказывал. «Блатной» жаргон повсеместно внедрился в жизнь. «Братками» и «братвой» обычно называли друг друга либо преступники, либо люди, говорящие о них. Конечно, не всегда, но в большинстве случаев это так. Тем более что к одному из патрульных неизвестный один раз обратился – «командир». Это тоже характерно для человека из криминальной или околокриминальной среды. Очень часто именно так они обращались к сотрудникам милиции. Да и наколки… Они не «зоновские», но и не связанные с морем. Скорее погибший был связан с байкерами. Так назвали мотоциклистов, объединенных в клубы, скорее даже в своеобразные банды.
Лаврентий Павлович задумчиво смотрел на меня. В какой-то момент я почувствовал себя насекомым на столе препаратора. Было полное впечатление, что Берия именно сейчас решал, что со мной делать дальше – оставить жить или… Наконец, приняв решение, он сказал:
– Хорошо, товарищ Стасов. Очень хорошо. Сейчас идите в отдел, никуда не отлучайтесь. Свободны.
Вскочив, я на секунду вытянулся и направился к нам в отдел. Сказать, что ребята были в азарте, – это не сказать ничего! Весь коллектив дружно перерывал старые донесения в надежде, что могли пропустить еще что-то. Увидев меня, все так же дружно уставились на меня в ожидании вестей. Рассказал о моем визите к наркому, уселся за стол и, достав бумаги, тоже принялся за работу. Но вникнуть в написанное никак не получалось. В голове крутились идиотские мысли о «попаданце». В какой-то момент мне стало жутко. Я представил, что произойдет в том случае, если кто-то вроде меня попадет к немцам. А если он при этом будет специалистом по истории и технарь, то совсем плохо. Уцепившись за эту мысль, я довел себя до состояния, больше всего похожего на банальную истерику. Спасло меня от внешних ее проявлений только возвращение Транеева. Как оказалось, он уже был у Берия, поэтому с порога заявил:
– Стасов, Анохин, Сидоров – на выход! Срочно выезжаем на аэродром, летим в Золотоношу. Зильберман – остаешься за старшего. Все, пошли.
Через полчаса мы уже ехали на аэродром. По дороге Транеев в общих чертах рассказал о предстоящем нам. Помимо того, что нам нужно забрать «артефакты», нам предстоит дополнительно допросить оставшихся живыми патрульных и еще «кое-что», как смутно обронил командир. Еще через час мы уже лезли в ТБ-3, а к вечеру подъезжали к Золотоноше.