Тогда она будет молчать, пусть сами стараются. Кто мог это ей устроить? Не родители же. Они были против лагеря и подобных методов воспитания не использовали. Георгий? Зачем он лез к ней с ненужными признаниями? Он что, отвлекал ее, пока все готовилось? Доигрался – Санни не будет больше с ним разговаривать. Каждый раз какая-то ерунда выходит.
Санни покосилась на спутника, одет-то как. В кафтан почти до колен, а, может, камзол или сюртук. Других слов для старинной мужской одежды Санни не знала, но точно не в современный пиджак. Штаны в обтяжку и сапоги, как у мушкетеров. Ботфорты, точно. Перчатки. Шляпа черная, с полями, в руке. Красавчик. Ну, и спектакль.
Пока Санни разглядывала волевое лицо, прямой нос, сжатые губы и черные прямые волосы до плеч, какой интересный типаж попался, на пагоду с двух других лестниц шагнули еще трое. Сэкономили на декорациях, на актеров весь бюджет потратили. Санни перевела взгляд на новых персонажей.
Высохший старикашка в узком балахоне болотного цвета, похожий на кикимору. Седые волосы торчали клочками из-под белого колпака. Что ж не в цвет колпачок-то надел, мысленно съехидничала Санни. Или с постельки подняли? В пижамках мы с тобой оба, деда.
Дородная женщина в серой накидке с капюшоном, вся такая ягодка опять. Увидела замшевые сапоги, зарделась, повела круглыми плечами, откидывая полы накидки. Продемонстрировала замшевым сапогам изобилие форм. Санни скривилась, фу, какое вульгарное заигрывание.
Третьим шел обычный мужчина, в мягкой коричневой блузе и ярком шарфе, так любят одеваться художники. Берета не хватало и палитры. Вот этот, наверно, ведущий розыгрыша, решила Санни и преданно уставилась на шарф. Чтобы не пропустить момент, когда главный крикнет: “Розыгрыш! Вас снимает скрытая камера!”
– Ради этого нелепого создания вы нас собрали, Николас? – с придыханием спросила женщина. Похоже, неприязнь у них с Санни возникла моментально и взаимная.
– Ну что вы, Малинда, это премиленькое создание, – старичок сдернул колпак и прищурился, рассматривая Санни.
– Кто привел? – лениво спросил почти художник и сразу потерял в глазах Санни несколько баллов. Не должен ведущий так безразлично относиться к участникам программы.
– Бабби, – коротко ответили замшевые сапоги и все оживились.
– Не может быть. Бабби уже лет пятнадцать никого не приводили, – ведущий подошел поближе, поправил шарф. – Или больше?
– Семнадцать, – буркнул враз помрачневший Николас. Протянул руку и поднял волосы над правым ухом Санни.
– Эй, – Санни отшатнулась, что он там показывает, нахал. Сначала схватил, теперь за волосы дергает. Бабби – это бабочки что ли?
Николас не успокоился, одним движением сдвинул рукав вверх на левой руке Санни. У сгиба локтя пурпурно светилась бабочка. Санни ахнула, вот зараза, под кожу залезла. Плюнула на пальцы, потерла, не стирается. Татуировка? Ну нет, картинка переводная.
– А метка? – старичок что-то выглядывал на шее Санни. – Есть метка Ирисов?
– Метки нет, – Николас, опять не церемонясь, потянул рукав футболки, на этот раз вниз. Левое плечо было чистым, как и положено хорошим девочкам, никаких татуировок.
– Изгой, – скривилась толстая Малинда. – Твоя, Диран.
– Наша, Малинда, наша. Бабби след оставили, – Диран сморщился. Заискивающе посмотрел на Николаса. – Может, в темную группу?
“Никому, блин, ко двору не пришлась, кто такой глупый сценарий сочинил? – Санни мысленно хохотала. – Ты не накрашенная страшная, и накрашенная.”
