Влад стащил с себя рюкзак, порылся и нашел мешок с сухарями от пекарши. Вытащил пару сухарей и протянул Бабе Яге, как окрестил он старуху.
– На, пожуй.
Она жадно схватила их руками, стала макать их в лужу и совать в беззубый рот.
– Жесткие, – сказала она, – А так помягче станут. Давно я сухарей не ела. Только хлеб в плесени выбрасывают и то редко. Народ же тут нищий, мало у кого продукты пропадают.
– Вот жизнь то, – покачал головой Влад.
У него набралась уже приличная вязанка. Он стал строгать вторую горку веток.
– Жаль, топорика нет, – вздохнул он.
– У меня есть, – старуха покопалась в своих тряпках и вынула небольшой топорик и протянула Владу.
У него на шее сразу пот проступил, хорошо, что старая не решилась применить орудие против него. Молча взял топор и приступил к рубке крупных веток.
– Долго вожусь, обчистят дом, как пить дать, – проворчал он.
– Ты пить хочешь? – удивленно спросила старая.
– Нет, я про воровство, что обворуют меня.
– Не боись, не обворуют. Уже вся улица прознала, что Владка сбрендила. Все же утром видели, как ты мужа лупила и ботинки у него отобрала. А к сумасшедшим в дом не лезут, боятся, – помотала она грязной башкой.
– Заразиться боятся? – спросил он.
– Типа того, необразованные, дремучие люди, – хмыкнула старуха.
– А ты прямо образованная, – усмехнулся Влад.
– Ты же не знаешь, кем я раньше была, – она продолжила обсасывать сухарь.
– И кем же?
– Благородной барышней, а потом маменька с тятенькой угорели в карете, а меня отдали к дядьке. Он на мне жениться решил, потому что я наследница великого рода. Я не захотела за него замуж и меня отвезли в психушку. Там я окончательно потеряла рассудок и сбежала. Теперь живу здесь и пугаю местных жителей. Вон моя избушка, – она махнула рукой в сторону какой-то лачужки.
– На курьих ножках, – добавил с улыбкой Влад.
– Ты и раньше, Владка, была дурочкой блаженной, а теперь вообще рехнулась. Смотри, чтобы вечером твой муженек не привел санитаров. В этом мире бабы на самом последнем месте, даже хуже шелудивой собаки.
Старуха спрятала второй сухарь в свои лохмотья, откуда-то достала бечевку и обвязала один пучок хвороста. Затем связала второй.
– Один я заберу, плата за подбитый нос, а второй тебе. Топорик можешь себе оставить, я еще потом добуду. Напужаю какого-нибудь гарного хлопца, он не только топор потеряет, но и портки с перепугу забудет, – рассмеялась старая жутким смехом, – Хорошо, когда тебя все боятся.
Она подмигнула Владке, закинула на спину хворост и пошлепала к себе в хижину. Влад таким же образом закрепил свою кучу хвороста на спине, заткнул за пояс топорик, наложил в руки дров из толстых веток, и отправился домой.
Никто не позарился на его дом. Дверь все так же была подперта камнем, продукты и вещи лежали все на месте. Он растопил печь, налил воды в котелок, и стал готовить обед.
Влад кинул в котелок с водой косточки с мясом, почистил картошку, морковку, лук, ободрал вилок с капустой. Все это порезал и отправил в бульон. Бросил жменьку крупы для густоты. Чуть сдвинул котелок в сторону, чтобы сильно не кипело.
– Мамка, а ты чего так рано дома? – в домишко вошел Иванко.
Влад возился с продуктами, поэтому стоял к двери спиной.
– Отпустили пораньше, – ответил он, – А ты чего так рано?
Он повернулся к сыну и увидел роскошный синяк практически на половину лица.
– Да меня Николашка побил и выгнал. Сказал, что я безрукий, и мать у меня чокнутая. Теперь придется нового мастера искать, – вздохнул мальчишка, – А чем это у нас так вкусно пахнет?
