Потом мой ушёл в бизнес, сейчас владеет охранным предприятием, обеспечивает безопасность всяким шишкам. Папа умеет разбираться в людях, что ему частенько пригождается. Я стараюсь у него этому учиться. Часто бываю в отцовской фирме, просто наблюдаю за работой других. Могу себе позволить.
– Как там любовнички? – спрашиваю у Ники, пока едем на такси домой.
– Понятия не имею. Их не было, – пожимает плечами девушка, чуть загрустив.
– Пойдём в клуб? – предлагаю я, желая развеять подругу, чтобы она уже забыла своего Вадика-гадика. Всё пытается меня убедить, что он давно в прошлом, но я-то вижу, что она иногда грустит. Я считаю, что ей надо завести хотя бы интрижку, если не хочет снова окунаться в отношения.
Вот я не имею столько заморочек на эту тему. Нравится – значит, общаемся, не нравится – значит, пошёл лесом. Да, есть риск влюбиться и влюбиться безответно, но это можно пережить. Всё же лучше, чем страдать по одному идиоту, совсем не заслуживающему моих страданий. Я не требую от своих мальчиков больших планов на будущее. Зачастую они разочаровываются, когда считают, что у нас всё серьёзно, а я неожиданнодаю отставку. Бесят своим нудежом о знакомстве с родителями, намёками на свадьбу и детях. Мне такое не надо. Ещё рано. Или я не встретила того самого.
В итоге в клубе встречаю старого знакомого и уезжаю к нему на ночь. А Ника домой, одна. Но надо отдать должное, что всё же с каким-то парнем она познакомилась и общалась часть вечера с ним вполне неплохо. Даже пыталась флиртовать. Прогресс пошёл!
—Егор—
– Ты сволочь! Я потратила на тебя столько сил и времени! И после этого ты заявляешь, что нам надо расстаться?! Просто потому, что ты больше ко мне ничего не чувствуешь! – кажется, у Ири истерика. Она швыряет от души всё, что подвернётся ей под руку. Особенно страдают тарелки и фарфоровые фигурки, которые она сама без спроса притащила в мою временную обитель. – Ты ко мне хоть что-то чувствовал? Или я просто была удобна тебе? — еле успеваю уклониться от летящего в мою голову чёрного слона, который ударяется в дверь, оставив внушительную вмятину, и разбивается в дребезги, получив ещё один удар уже об пол.
– Ири, я всегда был честен с тобой, – в который раз за последние полчаса говорю я и снова уклоняюсь от металлической статуэтки в виде балерины. – Давай ты не будешь швырять в меня опасные вещи.
– А вот буду! — переходит на визг и снова пуляет в меня какую-то фарфоровую фигурку. – Не смей мне указывать! Я сама решу, что мне делать!
– Я не спорю.
– Вот и не спорь! А-а-а! Как же я тебя сейчас ненавижу! За что ты так со мной?! Что я сделала не так?!
– Ири, жизнь же не заканчивается на одном мне, у тебя ещё будут поклонники и получше меня. Ну я же сразу сказал, что вернусь в Россию…
– Ты даже меня не позвал с собой!
– А ты бы поехала?
Наступает недолгая тишина, за которую я успеваю сменить своё местоположение, уменьшив вероятность попасть в себя чем-нибудь тяжёлым. Дать женской истерике выйти наружу без проблем – это конечно хорошо, но целым я себе нравлюсь больше, чем с ссадинами, тем более полученными при таких несерьёзных обстоятельствах.
– Да! — рявкает Ирика и оглядывается с безумным видом, ища чем ещё в меня швырнуть.
– Но ты говорила, что никогда не покинешь свою Родину, – замечаю я. – Но это тоже уже неважно. Не стоит ехать в другую страну из-за меня, я не могу ничего тебе дать. Прости.
