Попроси меня. Т. VII - страница 2

Современники отмечали и несдержанность Александра III. Выражения «скотина», «каналья» являлись для него обычными словами. В своем дневнике А.В. Богданович, со ссылкой на П.А. Монтеверди, редактора «Петербургской газеты», пишет, что «когда еще государь не был наследником, его приближенные радовались, что не он будет царем – такой свирепый характер он проявлял»11.

Великий князь Александр Михайлович передает интересные моменты, связанные с императором:

«Александра III все боялись, как огня.

– Перестань разыгрывать Царя, – телеграфировал Александр III тому же самому Сергею Александровичу в Москву.

– Выкинуть эту свинью, – написал Царь на всеподданнейшем докладе, в котором описывались скандальныя действия одного сановника, занимавшаго ответственный пост, который ухаживал за чужой женой.

– Когда Русский Царь удит рыбу, Европа может подождать, – ответил он одному министру, который настаивал в Гатчине, чтобы Александр III принял немедленно посла какой-то великой державы.

Однажды какой-то чрезмерно честолюбивый министр угрожал отставкой Самодержцу. В ответ на эти угрозы Царь взял его за шиворот и, тряся, как щенка, заметил:

– Придержите ка ваш язык! Когда я захочу вас выбросить, вы услышите от меня об этом в очень определенных выражениях.

Когда Вильгельм II предложил Александру III "поделить мир между Россией и Германией", Царь ответил:

– Не веди себя, Вилли, как танцующий дервиш. Полюбуйся на себя в зеркало.

Часть этих изречений доподлинно исторична, другая прибавлена и разукрашена людской молвой»12.

«На большом обеде в Зимнем Дворце, сидя за столом напротив Царя, посол начал обсуждать докучливый балканский вопрос. Царь делал вид что не замечает ѳго раздраженнаго тона. Посол разгорячился и даже намекнул на возможность, что Австрия мобилизует два или три корпуса. Не изменяя своего полунасмешливого выражения, Император Александр III взял вилку, согнул ее петлей и бросил по направлению к прибору австрийскаго дипломата:

– Вот, что я сделаю с вашими, двумя или тремя мобилизованными корпусами, – спокойно сказал Царь.

– Во всем свете у нас только 2 верных союзника, – любил он говорить своим министрам: – наша армия и флот. Все остальные, при первой возможности, сами ополчатся против нас.

Это мнение Александр III выразил однажды в очень откровенной форме на обеде, данном в честь прибывшаго в Россию Князя Николая Черногорскаго, в присутствии всего дипломатическаго корпуса. Подняв бокал за здоровье своего гостя, Александр III провозгласил следующий тост:

– Я пью за здоровье моего друга, князя Николая Черногорскаго, единаго искренняго и вернаго союзника России вне ея территории.

Присутствовавший Гирс открыл рот от изумления; дипломаты побледнели. Лондонский "Таймс" писал на другое утро "об удивительной речи, произнесенной русским Императором, идущей вразрез со всеми традициями в сношениях между дружественными державами".

Но в то время, как Европа все еще обсуждала последствия инцидента под Кушкой, русское Императорское правительство сделало новое заявление, заставившее лондонский кабинет запросить по телеграфу Петербург о достоверности полученной в Лондоне ноты. Не признавая условия позорнаго Парижскаго мира 1855 г., по которому России было запрещено иметь на Черном море военный флот, Александр III решил спустить на воду несколько военных кораблей именно в Севастополе, где коалиция европейских держав унизила русское имя в 1856 г. Царь выбрал для этого чрезвычайно благоприятный момент, когда никто из европейских держав, за исключением Англии, не был склонен угрожать войною России. Турция еще помнила урок 1877-1878 гг. Австрия была связана политикой Бисмарка, который мечтал заключить с Россией союз. Проект Железнаго Канцлера был бы несомненно осуществлен, если бы Александр III не чувствовал бы личной неприязни к молодому неуравновешенному германскому императору, а Вильгельм II и его "Овенгалли" – Бисмарк – не могли понять характера русскаго Императора. Во время их визита в С.-Петербург они оба вели себя совершенно невозможно. Вильгельм II держал громкия речи, а Бисмарк позволил себе прочесть Александру III целую лекцию об искусстве управления Империей. Всю это окончилось плохо. Бисмарку объявили выговор, а Вильгельма высмеяли. Оба монарха – русский и германский – представляли своими личностями разительный контраст. Вильгельм – жестикулирующей, бегающей взад и вперед, повышающий голос и извергающий целый арсенал международных планов; Александр III – холодный, сдержанный, внешне, как бы забавляющийся экспансивностью германскаго императора, но в глубине души возмущенный его поверхностными суждениями»