Популяция - страница 30

– Охренеееееть, что это за дерьмо такое… живодёры… что это такое …

За дверями была комната втрое больше предыдущей. Стеклянные аквариумы стояли рядами и подсвечивались красными греющими лампами. А там… В розовой жиже плавали… Вскрытые головы, туловища с кишками наружу. В одном аквариуме лежала уродливая куколка, вся облепленная чёрным копошащимся «материалом для эксперимента». Мозг Олега из последних сил защищался, отказывался признавать в тощем изувеченном пупсике человеческий эмбрион.

– Лёх, давай валить отсюда, а…

– А чо ты бздишь? Боишься, что это на тебя вылезет? Или что дед тебя покрошит и в аквариум положит?

– Не боюсь… но мне стрёмно.

Алексею тоже было стрёмно, и Мише, он скоро вошёл к парням. Дед в первой лаборатории усердно поливал розовым киселём кишки и бошки, ласково приговаривая и сюсюкая с бубями.

– Вы хоть что-нибудь нашли? – Миша старался не смотреть в тошнотворные ёмкости.

– Ничего толком… – Олег снял рюкзак и показал стопку листов.

Они вернулись к деду, тот закончил свою безобразную рутину.

– Евгений Дмитрич, это что такое? – Олег говорил так медленно, будто боялся спугнуть скачущие мысли старика.

– Это паразит, удивительный. Питается и живой и мёртвой плотью, размножается быстро, не восприимчив к ядам. Только холода боится. Уникальная культура. А-НА-Э-РОБ-НА-Я!

Старик произнёс последнее слово по слогам. Мужики не поняли ни черта. Видя недоумение молодёжи, дед пояснил:

– Воздухом он не дышит! До этого науке только бактерии были известны анаэробные, а это многоклеточный организм!

Парней научная биоредкость в восторг не привела. Ну не дышит какая-то дрянь воздухом, и что… Вот порубленные куски людей в качестве корма, вот это плохо. Выходило, что эта «анаэробная культура» человеческий паразит. И фраза «питается живой плотью» напрягала… А за окном тем временем стало светать.

– Евгений Дмитрич, пойдём с нами. Вы тут один с голоду помрёте, а у нас еда есть, дом, машина. Все люди умерли кроме нас с вами.

– Умерли… – старик опустил глаза и как-то всем своим тощим телом сник. – Умерли, я сам видел, все умерли. Как жене сказать, что теперь работы не будет… Как мы на пенсию-то… Пойдёмте, молодые люди, пойдёмте…

Вышли на улицу, мужики закурили. Переговаривались между собой, что из такого места уходят совсем без ответов, а вопросов только прибавилось. Дед вдруг вскинулся:

– Подождите, я ж дневники забыл! Свои дневники и портфель, он новый, жена голову оторвёт! – и проворно, не по своей стариковской немощи, скрылся в проёме разбитой двери. Мужики остались ждать. Вернётся.

Повисла пауза в шёпоте, а за ней тишина. И в тишине они услышали шорох за чёрной кучей горелых тел. Там кто-то был. Миша подался вперёд посмотреть и буквально отскочил обратно. Из-за кучи вышел медведь. Животное привыкло – где люди, там еда. Вот и вернулся в свой институт, чтобы глодать тех, кто когда-то кормил его.

Миша вытащил пистолет, Алексей нервно шептал:

– В глаз ему целься или в пасть, если сразу не убьёшь, только хуже будет…

В это время дед вылез из двери и бодро поскакал по лесенке вниз, тряся портфелем в морщинистой тонкой руке. Медведь встал на задние лапы, замычал. Дед, будто не замечая зверя, продолжал спускаться. Тогда косолапый в два прыжка подскочил к старику, тяжело опёрся на задние лапы, а передними толкнул. Огромные когти полоснули по голове, груди, животу, брызнула тёмная кровь. Миша запаниковал и выстрелил, раз, два, три… Он бы всю оставшуюся обойму разрядил напрасно, если б Алексей не треснул ему по руке. Медведь как-то тоненько визгнул и побежал подальше от института, через парк.