– Большие деньги в тюрьме?
– Ну, ясно, не зарплата. У меня была возможность записки зеков на волю отправлять. За это мне хорошо и платили. И вот как-то приходит на зону новый мужик и рассказывает такую историю. Проводит он время с чужой женой, отдыхают хорошо. Вдруг у этой жены муж возвращается. Пьяный в дупель. Жена дверь не открывает – боится. А муж на дверь просто бросается – того гляди, вышибет. А мужику уходить надо, понимает, что живым не выбраться, если муж прорвётся. Они что сделали. Когда у мужа сил поубавилось в неравной борьбе с закрытой дверью, они её в минуту затишья открыли, муж в квартиру заполз, а мужик был таков. И вдруг до моего сознания доходит, что этот пьяный муж – я. Была такая история в моей жизни. Ещё до тюрьмы. Все ржут сидят, я один не веселюсь. Мужик этот с опаской на меня посмотрел, знал по какой статье я сижу. Я ему сказал, что не трону. Вскоре меня выпустили, я тут же с женой развёлся. И не пью водку с тех пор.
Я в шоке, после такого рассказа. Что его вдруг пробило на откровенность?
– Но, ведь, кажется, у вас с женой нормальные отношения? И о сыне ты заботишься.
– Да он совсем неуправляемый, Дина. Думает, раз отец у него богатый, ему всё можно.
– А кто ему это внушил?
– Я, наверное, ну и жена постаралась. Ты знаешь, она сейчас живёт с одним, вот- вот должна ребёнка родить. А мой сын заявляет – он мне не брат.
– А ты?
– А я ему сказал – я тебе покажу – не брат. Совсем недавно его из колонии выкупал.
– Что же он натворил?
– Ведет себя… Телефоны сотовые у одноклассников отбирает, сигареты, кроссовки спер.
– Ты что, не обеспечиваешь его?
– Обеспечиваю. С жиру бесится. Хочет, чтобы его все боялись. Как жить будет? Не учится ни фига. Ой, ой! Смотри, Данька, какая фифа идёт. Бедняжка! Снег топать мешает. Каблуки-то…
– Да уж, обувь не для нашей погоды! – Даня смеётся.
– Это – не наша девчонка! – кричат они хором.
– А я вот не понимаю, зачем они зимой с голыми животами ходят, – говорю я, – Представляете, еду в трамвае, заходит девушка в короткой курточке с голым пузом. В пупе серёжка. Дикость – среди зимы – голое тело. Они явно не помнят, в каком климате живут. И ведь, наверное, у неё есть мать, которой это тоже не нравится. Но ведь эта девушка всё продумала – какой длины должна быть куртка, какой – джинсы. Они что, так парней ловят? – я обращаюсь к Алику.
– Видимо.
– И вы клюёте?
– Не всегда. Больше всего на свете я люблю весёлых баб и хорошие шоколадные конфеты! Данька, что за безобразие, почему твоя сестра ездит в общественном транспорте? Дина, не экономь на себе, за тебя это делает государство!
Это уже прежний Алик с горящим взором.
– Эх вы, старые хрычи, – говорю я насмешливо.
– Почему это мы старые хрычи? – в голосе Даньки слышится неподдельная обида.
– Сколько вам лет, мальчики?
– Тридцать четыре, – хором отвечают Даня и Алик.
– А девицам вашим?
– Лет девятнадцать – двадцать.
– Для них вы точно – старые хрычи.
– А ты тогда кто? – Данька продолжает злиться.
– А я – старая хрычовка. Мне-то тридцать пять. Но я не вожу шашни с молоденькими мальчиками. Какой от них прок?
Алик и Данька смеются. Наверное, представили меня в объятиях тинэйджера девятнадцатилетнего с серьгой в брови.
Дорога пустынна. Машин тут почти не попадается. До города, в который мы едем, проложена железная дорога, поэтому все стараются добраться туда поездом. Вот на обочине стоит КАМАЗ, водитель меняет колесо. Хорошо, что нет мороза, но всё равно ему тоскливо оттого, что он один и ему некому помочь. А мы мчим вперёд. Мысли у меня безрадостные. Я бы тоже должна была отсидеть в тюрьме за убийство по неосторожности. Или в целях самообороны? За это, говорят, могут и оправдать… Да, среди лесного хмурого пейзажа без солнца только об этом и вспоминать… А когда же ещё?
