Работа по государевым делам забила ключом.
Через год царь собирал уже другой Собор. Собор опричный. Сто главных орденских глав было приглашено на него. Сто Мастеров, Магистров, Приоров, Навигаторов. Сто Посвященных и стоявших у власти в обителях братских, носящих схиму монахов-воинов. Собор, какого еще не видала Ойкумена со времени, когда братские общины в ней появились. Царь вошел в огромную залу нового теремного дворца в Кремле, оглядел лавки, отметил, что почти все черное братство здесь. Пригляделся, про себя провел границу между духовенством и монашеством. Отложил в одну сторону, да они и сидели так, как он делил в мыслях своих, будто кто их специально рассаживал. В одну сторону – архиепископов и епископов, во главе с митрополитом. Это тех, кто власть царскую хотел под себя подгрести. В другую сторону – архимандритов, игуменов и монахов-рыцарей – это опора братская. Начал спокойно.
– Братия моя милая, – скосил глаза на Макария, удовлетворенно заметил, как передернуло того, продолжил, – Все вы любимые мои князя и бояры, воины и святые отца сейчас в зале этой – братия общая, потому как званы сюда только Посвященные и те, кто братский Устав и заповеди блюдет. Многие святые обычаи наши поисшатались, многое духовниками нашими, без пригляду царского, учинено по самовластию, прежние узаконения, данные нам от царя-священника Мелхиседека, – он опять метнул взгляд из-под бровей в сторону митрополита, – Ага съел, – подумал злорадно, вслух же сказал, – Заповеди божьи без должной руки, без догляда остались в небрежении. Я вам братья задам вопросы свои, а вы мне дадите ответы. По совести и по сердцу. Как Бог велит и… как Правдой положено. Помоги нам Богородица!
Все утихли, расселись, и Собор пошел своим чередом. Заскрипели перья дьяков, вспотели лбы у служек, носящих свитки. Царь задал первый вопрос.
– Ответьте мне братья. Правильно ли Богу служим… и тому ли? – братия опешила, а негромкий голос невозмутимо добавил, – А именно… по тем ли Уставам, и те ли книги в обителях чтут? Да еще, те ли иконы пишут богомазы, и так ли, как завещано? А вообще, те ли обряды правим, али все наизнанку вывернули непотребством своим или злым умыслом? Отвечайте!
– Дозволь, Мастер, – встал суровый Максим Грек, назвав царя братским званием, – Меня тут не любят. Прозвище дали, мол, все я говорю и думаю с излишком. Да не в том дело. По моему разумению, подобает быть богомазу смиренну, кротку, благоговейну, не празднословцу и не смехотворцу, не сварливу, не завистливу, не пьянице, не грабежнику, не убивцу…
– Андрей Рублев чарку мимо уха не проносил, байки смешливые говаривал и сказы дивные пел, а гляди-ко, какие иконы малевал, – возразил ему отец настоятель Андрониковой обители.
– Будут хранить чистоту душевную и телесную, – не обращая внимания на выпад, монотонно продолжил Максим, – И учиться у добрых мастеров будут, тогда на досках и образа будут Святостью дышать. И еще добавлю, о другом. Кругом бесчинства, суеверия всякие. Запретить надоть занятия не богоугодные, чародейства всяческие и волхования. Книги злодейские, всем нам известные, давно в народ не надобно пущать!
– Поясни, – коротко бросил сумрачный брат, сидевший в темном углу.
– Рафли – книгу гадальную от старых Богов, да Шестокрыл – звездознанием пропитанный, да Аристотелевы Врата и другие книги старым духом напоенные. Надоть их отреченными сделать!!
