Порабощённые солнцем - страница 3



– Не менее трёх раз. Они всегда вели себя вызывающе. По-свински.

– Ладно, иди, – отпустил Усидского следователь. – Позови следующего…


Автобус, прыгая по ухабам, ехал в поле. Усидский молчал. Виктор смотрел в окно. Калина Михайловна пыталась читать книгу.

Глядя на выжженные солнцем степные пейзажи, Виктор вспоминал, как они ехали в фермерское хозяйство, навстречу сельским приключениям, как им обозначил это событие сам директор колледжа на линейке перед отправкой: «Вас ждёт сельское приключение и хорошие деньги в финале!». Все закричали: «О! А! У!». выражая неописуемую радость. В тесном салоне «ЛиАЗа» всем мест не хватило, сидели на сумках в проходе. Плевался хриплой музыкой переносной музыкальный центр, девчонки то смеялись, то визжали, а он – Виктор, сидел рядом с ним, с Маратом Васильевым, которого больше нет.

Засели в мозгу слова Марата насчёт приключений:

– Сельские приключения! Ты веришь обещаниям директора?! А я чувствую – приключений будет тьма. Вот увидишь!

Виктор тогда просто хмыкнул – приключений он не хотел и не любил их. Таков склад его характера. Даже мать, не раз бросала в сердцах: «Как старый дед!». Спокойствие, только спокойствие! Кто так говорил? Карлсон, маленький мужик с пропеллером на спине. Напакостит, тварь, и твердит: «Спокойствие, только спокойствие», а после подло линяет. «Малыш, я твой лучший друг!». Бах-барабах: нагадил, и ходу! Точнее – лёту, а Малышу ремня от папаши-шведа! Сука летучая. Надоедливая. Как муха… Летит, гудит, насрал… Варенье любит… Астрид Линдгрен не придумала этого выродка – такова урода не придумаешь из головы, точно у неё был такой знакомый (без пропеллера, конечно), который обещал и гадил… Как в песне Виктора Третьякова «Тюбик зубной пасты»: «Скажите, девки, ну разве можно, любить и гадить одновременно?!». Святая простота! Конечно, можно! И вот Линдгрен столкнулась с таким товарищем, который совсем не товарищ. «Я куплю тебе сто тысяч люстр!». Ага. Жди! Он обязательно вернётся! Когда ты будешь кошкой – в следующей жизни!..

Виктор улыбнулся, став думать о Карлсоне. Это анекдот: Карлсон нашел себе замужнюю женщину для плотских утех. Предупредил её: «Прихода мужа не бойся! Как только начнут стучат в дверь – швыряй меня в окно! У меня моторчик – я спокойно улечу!»… Вот, сука, и здесь – напакостит, и улетает вальяжно! Здорово пристроился мужичок!… Ладно, занялись сексом, стук, женщина вышвырнула Карлсона в окно (десятый этаж), открывает входную дверь. Разъярённый муж врывается в спальню (Они чувствуют, рогоносцы! Они чувствуют!), орёт истерично:

– Кто был у тебя?!!!

– Никого.

– А чьи это штанишки с пропеллером?!..

Потому про Карлсона не слышно уже давно – улетел навсегда!

Виктор улыбнулся.

– Что лыбишься? – спросил Усидский.

– Так. Вспомнил.

– О чём?

– Как мы ехали.

– Да. Ты с Мариком сидел. А Светка пялилась. Всё время зыркала. На кого? На тебя или на Марата?

Виктор потемнел. Он тоже тогда обратил внимание на её взгляды, и эти взгляды были сквозь него – она смотрела на Марата Васильева!

– Это ты виноват! – вдруг сказал Виктор Усидскому.

Тот обалдело округлил глаза:

– В чём?!

Виктор перехватил изучающий взгляд Калины Михайловны, перешёл на шепот:

– Это вы меня с Юлием уговорили ехать сюда. Все вместе, своей компанией! Подработаем! Теперь ни лета, ни города!

Усидский потупился.

Действительно, существовал такой вариант, чтобы Виктору остаться в городе на июль, ведь приезжали родители, а отработать осенью, на сборе урожая, но Усидский произнёс две фразы, решившие дело в пользу июля: