А это было как раз в те дни, когда мы с Порочестером завели знакомство в реале – и его тайные помыслы насчёт Елены стали, наконец, явными.
Что до меня, то я в поте лица трудился над будущим костюмом из джинсы. Чертил выкройку, переводил на ткань, раскраивал, дрожа, как бы не сделать неловкое движение – для другого ведь всегда стараешься больше, чем для себя. Перепроверял всё по десять раз, поэтому работа шла медленно. Когда самая нудная часть была закончена, и я, вооружившись иглой и напёрстком, уселся соединять между собой разрозненные части розового денима, мне пришло в голову, что пора бы что-то предпринять и для их незадачливого хозяина. А то больно уж он в последнее время достал своими розовыми соплями и заунывными причитаниями: «Ацидофилин, ацидофилин…»
«Вот только, пожалуйста, без самодеятельности, – с досадой думал я, шерудя туда-сюда толстой иглой, в чьё ухо была заправлена контрастная чёрная нить. – Тебе, голубчик, воли давать нельзя. Слишком уж ты восторжен и впечатлителен, а в любви это не лучшие советчики.»
Слегка прозондировав почву и кое-что выяснив, я пришёл ещё в большее волнение (настолько, насколько чужие проблемы вообще могли меня взволновать). Оказывается, эти страстные влюблённые даже в личку ни разу друг другу не написали! Не созвонились ни разу! Стеснялись. Я уж молчу о такой интимной вещи, как скайп… Впрочем, этой радости они были лишены ещё и по другой, банально технической причине: ноутбук милой дамы был слишком дряхл для таких испытаний. И хорошо, если и вправду так. Хуже, если это была банальная отговорка!
«Да и нужен ли романтичной даме сей форсаж?.. Она прекрасно чувствует себя и в формате форума.» Честно говоря, я с трудом себе представлял, каким образом мой друг собирается перескочить эту пропасть.
Единственное, что меня тут обнадёживало – это как раз то, что, казалось, должно было огорчать. А именно: несмотря на все просьбы и заклинания, поэтесса упорно отказывалась прислать Порочестеру свои фото десяти-пятнадцатилетней давности. Что косвенно указывало на то, что Елена не относится к тому страшному и холодному типу людей, которые принципиально не смешивают вирт с реальной жизнью; что она не хочет вводить друга в заблуждение; что – пусть и неосознанно – рассчитывает на возможную встречу. (Конечно, это могло говорить всего лишь о том, что наша героиня была чудовищно страшна уже в юности, – но я как безнадёжный оптимист эту версию отмёл).
В общем, я всё яснее понимал, что без посредника этим двоим не справиться. И посредником этим придётся стать известно кому.
Роль сводника была для меня новой. Но я и этому был рад – не так уж много в моей жизни нового. И то всё благодаря Порочестеру, который, что ни день, открывал меня для меня с самой неожиданной стороны.
Сказав себе так, я успокоился – настолько, что на какое-то время позволил себе забыть об их душераздирающей любовной истории.
Меня занимало кое-что другое – куда более увлекательное. И реальное. Приближался тот удивительный, неописуемый момент, когда из разрозненных, кривоватых, странноватых на вид кусков ткани вдруг неизвестно как получается ВЕЩЬ! Даже меня, старого заплесневелого сухаря, это чудо каждый раз изумляет и приводит в трепет – и, что интересно, с опытом он не уменьшается, а становится только сильнее. (Может быть, потому, что и сшитые мною вещи с каждым разом всё качественнее?)
