– А, да, мам. Спасибо, что напомнила. Попозже подарю. – Митин голос звучал очень мило и дружелюбно, а я заставила себя изобразить безмолвный восторг и радостное предвкушение.
Мама ушла с улыбкой умиления на лице. Должно быть, со стороны ее детки выглядели прелестно. Оба уже взрослые, умные, многообещающие, такие прелестные и красивые, как образцовая семейка из рекламы зубной пасты или какого-нибудь широкоугольного плазменного телевизора. Дверь тихо закрылась. Я перевела дух и робко спросила:
– Что еще за подарок?
Митя молча и не спеша пощелкал по каналам, потом выключил телевизор, встал и пошел к двери. Я несколько остолбенела.
– Дим… – еще раз окликнула его я, но осеклась, потому что он захлопнул за собой дверь и даже не обернулся. Ну и пусть убирается к черту! Как он вообще посмел так со мной поступить! Как мог так неуважительно отнестись к моим тайнам, даже если они касались чувств к нему?! Черт, как же я его иногда ненавидела! Наглый придурок! Эгоистичный хам! Балбес и бабник! Кажется, теперь я приблизительно представляла, что чувствовали его девушки, когда он давал им пинка. Все его благородное джентльменство – сплошная показуха и больше ничего!
Гнева хватило не надолго. Через пару минут я закрыла руками лицо, изо всех сил подавляя подступающие слезы. На моих щеках сейчас можно было запросто приготовить яичницу. Кожа и губы до сих пор хранили ощущения от его прикосновений и поцелуев, руки дрожали как у алкоголички со стажем. Да что же это такое… Не могло все это быть правдой! Я, наверное, сошла с ума и мне все это привиделось…
Немного придя в себя, я притащилась на кухню на зов мамы, по дороге ловя себя на мысли, что крадусь по собственному дому, будто преступница. Если снова встречусь с ним наедине, наверное, ушмыгну в свою норку как трусливая мышка… Но как теперь смотреть ему в глаза при родителях? Как заставить себя произнести хотя бы слово? Как к нему прикасаться и как ничем себя не выдать?
Я ждала его появления, будто собственной казни. Пульс барабанил в висках и в животе, так что я очень сомневалась, что смогу проглотить хотя бы кусочек, особенно если он явится и усядется на свое место слева от меня, и его рука будет в каких-то жалких двадцати-тридцати сантиметрах от моей. Но лазанья в тарелках уже начала остывать и заветриваться. После третьей неудачной попытки мамы дозваться Митю, ее терпение было на исходе. Она возилась с этим обедом полдня, желая порадовать семью в выходной, но, похоже, сегодня и папа не смог отлучиться с работы и застрял на деловых переговорах.
Когда брат наконец-то показался в дверном проеме, я похолодела. На нем была расстегнутая кожаная куртка на меху, а в руке – ключи от машины. Вид такой мрачный и суровый, что он сейчас одним взглядом мог испепелить на месте. Видимо, поэтому он не удостоил меня даже поворотом головы.
– Мам, мне нужно отъехать, – сухо бросил он тем тоном, который даже для мамы означал, что любые возражения и увещевания бесполезны. Она демонстративно тяжело вздохнула и почему-то с упреком посмотрела на меня.
– Мить, уже все готово… Ну хоть пять минут!
– Слушай, только не начинай… Я уже и так опаздываю на полчаса. – Через секунду он исчез в холле, скрывшись с моих глаз, а мама, конечно, отправилась его провожать. Я жадно прислушивалась к их разговору в прихожей, но до меня долетали лишь обрывки. Кажется, мама рассмеялась. Разрядить обстановку и умилостивить любимых и близких он всегда умел, если хотел… Интересно, захочет ли он после всего со мной быть таким же милым и веселым, как прежде. Я смахнула непрошеную слезу и часто задышала, чтобы успокоиться и дальше не портить маме настроение.
