В гробовой тишине, мы долгие минуты остро вглядывались в сощуренные глаза друг друга. Каждый из нас был готов разорвать цепи и насмерть вгрызться в глотку соперника. Вопрос времени. Скорости. Хитрости. Умение рисковать. Преимущество в применение и использование оружия. И, из схватки выйдет победителем тот, кто умеет быстро соображать.
И это был Аббас.
Он громко рассмеялся, запрокинув голову, в тот момент, когда я не дрогнув лицом, продолжал стоять, словно пригвожденный к месту.
– Ты мне нравишься! – грозит грязным пальцем, сверкая клыками. – Проверка на вшивость, Денис. Ты свободен. Барину обязательно передам о твоем умение вести дела.
Заиграл желваками и, не удержавшись, сощурился и погано хмыкнул, так, будто передо мной не что иное, как недоразумение.
Без звука покинул его халупу, столкнувшись нос к носу в дверях с Хачукаевской шестеркой.
– Баргишь, брат, проходи дорогой гость. Я ждал тебя, – сходу к неизвестному подмазывался Аббас.
Не глядя, с ненавистью к этим тварям бартанул пса плечом и, оскорбительно сплюнув на землю, отправился своим ходом в лагерь.
Ушел в самоволку, когда Цым, наш капитан, выкроил мне время для сна. И, он же, по возвращению меня спалил.
– Туманов, я, что тебе сказал? Спать! А ты, где был?
– Срал! Живот скрутил. Или я должен был навалить в штаны?
Стоило зайти в палатку, тотчас завалился на лежак.
– Туманов, не хами мне! Совсем забыл, с кем говоришь? Ты не мог три часа просраться?
– Ага, – сонно отозвался.
– Не лепи мне! Тебя в помине не было в лагере! Живо отвечай, где шараебился столько времени!
– Да, не было. Мне нравится на толчок ходить, когда исключительно упиваюсь видом гор. Есть еще вопросы, Цымаков?
– Гаденыш! У тебя осталось десять минут на сон. Как говорится, просрал все на свете и сон в том числе.
– Есть, товарищ капитан! – ехидно потянул.
Не раскрывая глаз, перевернулся на живот и мгновенно провалился в черноту беспамятства.
Заряд батареи сдох. Мозг вырубился. Мотор в грудине забарахлил и, вот-вот обещал наебнуться. Упустил из виду, как отключило. Причем, намертво. Оклемался следующим утром под дождем, валяющимся на сырой стылой земле, и, то, только потому, что рядом осатанело заревел Фанатик.
– Мудачье малолетнее! Ублюдки чернозадые! Пошли на хуй отсюда! Сукиины дети! – дико горланил Антоха, а к концу сорвал голос.
Сонный, заторможено принял сидячее положение и, подтянув согнутые в коленях ноги к груди, молча закрыл руками голову, пока сверху ущербные пиздюки с издевательским громким хохотом закидывали нас с разъяренным охрипшим полудурком камнями, булыжниками, харкались и на чучмековском языке уничижительно выкрикивали проклятия.
Тяжелые камни достигали своей цели, сбивая в мясо тыльную сторону ладони, фаланги пальцев, руки, пробивали хребет, заставляя корчиться под непрерывным обстрелом.
Длилась эта хуйня не долго. Утырков кто-то со стороны стопорнул грозным женским голосом. Шайка подростков мигом растворилась в затхлом воздухе, погрузив нас с Фанатиком в глубокую тягостную тишину. А часики обратного отсчета тем временем продолжали тикать. Но, увы, я все еще не вкуривал, как нам с Антохой выскочить из дыры, которая с каждой минутой неминуемо приближала нас к скорбному финалу.
На закате этого дня нас все же соизволил посетить своим присутствием Аббас. Однако, уверен, что этот ишак все время был в ауле и не покидал его. Так сказать, пытался посеять смуту в прогнившей душонке и напугать. Да только, кишка тонка у петушни. Неизвестно кто кого еще вздернет.
