– Вы уверены, Петр Николаевич, что вас никто не видел, кроме моих офицеров?
– Вполне, государь. Хотя и не понимаю смысла всей этой конспирации, откровенно говоря.
– Прекрасно… Итак, я всех нас поздравляю. У нас крупные неприятности. А кое у кого даже очень крупные. Но мы теперь в одной лодке, вернее сказать в одних санях, так что и выкручиваться будем все вместе… Что, дорогой мой Петр Николаевич, царь-заговорщик – это что-то с чем-то? Я правильно понял ваш взгляд, да?
– Ну, не совсем так, ваше величество. Но, по правде сказать, все это действительно немного интригует, – усмехнулся Дурново.
– Все интриги между нами сегодня заканчиваются. Наступает время откровений. И начать я хочу именно с вас, Петр Николаевич. А именно – я прошу вас повторить здесь и сейчас все, что вы мне вчера вечером рассказали.
– Но… Государь, это было сказано только для вас. Чтобы вы сами…
– Я сам и принял решение. Поэтому и прошу вас. Будьте добры, причем с теми же рекомендациями, которые вы мне дали в итоге. Пожалуйста… Так надо.
– Слушаюсь, ваше величество…
По тому, как это было сказано, было понятно, насколько кардинально мнение самого Дурново не совпадает с мнением Николая. Но ничего не поделаешь. Желание императора – это больше, чем закон.
– Спасибо.
– Итак… Позавчера к обеду, было ровно двенадцать тридцать, я как раз тогда посмотрел на часы… Получаю я приглашение прибыть во дворец великого князя Владимира Александровича к ужину. Это меня крайне удивило. Но, естественно, ответить отказом я не мог.
Как оказалось, застолье готовилось в крайне узком кругу. Присутствовали вначале сам великий князь Владимир, а также великий князь Николай Николаевич и их адъютанты. Причину столь интимного и скоропалительного приглашения мне сперва никто не прояснил.
Мы устроились в малой нижней гостиной, причем все уже было накрыто. Прислуги не было вовсе. После нескольких тостов и закусок Владимир Александрович велел адъютантам удалиться, и мы остались втроем. При этом должен отметить, что если он сам был спокоен и улыбчив, то Николай Николаевич, напротив, был нервен и возбужден чем-то до звона шпор…
Но сейчас, простите, ваше величество, я вынужден сделать краткое отступление. Персонально для ее императорского высочества великой княгини Ольги Александровны и господина Михаила Лаврентьевича Банщикова, присутствующих здесь.
– Конечно, Петр Николаевич, конечно. Это вы меня простите, что подвергаю вас сейчас столь тяжкому испытанию. Но надеюсь, что уже скоро вы не будете в обиде на меня.
– Прошу меня простить, но все то, что вы сейчас услышите, предназначалось мною исключительно и всецело для слуха государя императора. И единственно верноподданнический долг заставил меня нарушить клятву держать в полном секрете услышанное за столом у великого князя Владимира Александровича. Снисхождения, как клятвопреступник, не ищу, лишь поясняю причину. Еще раз прошу прощения…
Итак, я продолжаю. Опуская все мелкие подробности и порядок беседы, суть всего высказанного мне обоими великими князьями сводится к следующему.
Во-первых, они осведомились, вполне ли понимаю я, что при введении конституции и народного представительства (далее почти их словами) бардака и непотребства будет много больше, нежели при самодержавии, и распоясавшуюся чернь загнать потом в стойло будет трудно, а начальнику департамента полиции все это разгребать. На это я кивнул утвердительно. Николай Николаевич резко уточнил про мой «прошлый либерализм» в смысле: остался ли он в прошлом? Не желая развивать эту тему, поскольку либералом-нигилистом себя никогда не считал, я также ответил утвердительно.
