Но не только ваша информированность страшила Витте. Это цветочки. А где ягодки? Объясню вам как дважды два. Вы, милостивый государь, своей так называемой «зубатовщиной» организовывали рабочих практически в профсоюзы. Пусть зачаточные, однобокие, ущербные в чем-то, но для фабрикантов и капиталистов не менее от того страшные. Понимаете, чем? Вы отбирали у них деньги! Для рабочих, конечно, для их детишек, впроголодь живущих, не себе любимому. Но им-то, господам предпринимателям, от этого веселее не становилось. Может быть, это были как раз те самые деньги, которые они планировали отдать эсерам или эсдекам на дело буржуазной революции!
Другое дело, если бы вы денежку «отпиливали» себе в карман. С подобными типами они умеют быстро решать вопросы. Полюбовно. Но вы – другой случай… Вы попытались изменить для них правила игры в государственном масштабе. Вы радели за интересы государства и не скрывали этого. Вы доказывали императору, что государство, власть должны стать арбитром в борьбе труда и капитала. И вы оказались вдобавок неподкупным чиновником! Форменной белой вороной! Моральным уродом в их понимании! И были просто обречены стать их врагом.
Да вы, собственно говоря, и сами, не таясь, вызывали их на бой. Ваша идея сдержек и противовесов – в данном случае «прикормка» рабочих в противовес «нахальной» буржуазии? Вы ведь в письме к Ратаеву черным по белому свои взгляды предельно четко изложили, по пунктам. Чистосердечное признание – царица доказательств, не так ли?
– Но, простите, это же частная корреспонденция! Как оно оказалось… Хотя про «царицу доказательств» – да… Сильно сказано.
– Поверьте мне на слово, эта информация ушла не через него. Но, как вы понимаете, осведомлен о вашей позиции по данному вопросу не только я… Однако закончу свою мысль. Вы же прекрасно понимаете, кто при государе Николае Александровиче всегда был агентом промышленной и банковской буржуазии? Можно сказать, первейшим выразителем их интересов? Правильно, Сергей Юльевич. Ему в вашем клинче с Плеве нравилось все. И по большому счету, ваша голова на подносе, любезный Сергей Васильевич, была нужна ему не меньше, чем голова министра. Если бы вы, посредством господина Азефа и его подручных, помогли ему разобраться с Плеве, вы тотчас угодили бы не в ссылку во Владимире, а в Шлиссельбург.
Только вот незадача, вы ему отказали! И он немедленно оклеветал вас перед патроном. Но не в отместку, а в надежде, что тот, как разъяренный носорог, вас стопчет, а вы от ярости и обиды сметете его с доски. Физически. И тут наш финансовый гений в вас ошибся: нельзя же всех мерить по себе. – Банщиков тонко усмехнулся. – Неужели вы, с вашей-то проницательностью легендарной, не догадывались о таком раскладе?
– Догадывался о чем-то подобном. Но, к сожалению, уже потом, во Владимире. В тот же момент, к своему стыду, должен признаться, эмоции взяли верх, увы. Да и доброхоты разные подсобили… Ежели начистоту, позже я понял, что наступил в столице на нечто большее, чем вся эта история с рабочими союзами. Она-то как раз на виду, как и все брожение в рабочей среде. Но есть опасность, укоренившаяся много глубже. И она куда опаснее…
Еще за пару лет до отставки очевидным для меня стал стремительно идущий процесс финансового закабаления России международными банковскими синдикатами, еврейскими в первую голову. С целью политического подчинения в будущем. И его требовалось срочно остановить, поскольку их удавки протянулись уже слишком высоко. Результат этой ползучей агрессии мне видится только один – войны за чужие интересы, расчленение и гибель империи…
