Портфолио не предлагать - страница 20

– Да, Ева, забыла.

– Наследишь, кто убираться будет? – важно спросила она, копируя мои интонации.

– Так тебе, наверное, придется, – ответила я устало.

– А я не могу, мамочка, я же еще маленькая,– возразила Ева. – только если с папой вместе.

– Да, было бы неплохо, а то я смотрю, вы тут повеселились.

Ева еще не понимала моей иронии. И про Гордея еще ничего не понимала, она думала, что папа устал. Я говорила с ней и не переставала следить за Гордеем, пытаясь уловить хоть какие-то признаки жизни. Вдруг он громко икнул и повернул голову в нашу сторону. Распухшее лицо напоминало другую часть тела, на которую обычно ищут приключений. И когда находят, то она выглядит именно так – помято, бугристо и разноцветно. Но я облегченно вздохнула: жив.

– Давай, Ева, чаю попьем, что ли…

– А там еще шоколадка есть, папа велел тебе оставить! – сообщила радостно дочь.

«Лучше бы он мозгов себе трезвых немножечко оставил!» – подумала я.

– А еще он громко разговаривал по телефону, – вспомнила вдруг Ева и выдержав паузу, добавила: – С какой-то тетей…

– Почему ты так решила? – я нервно начала теребить Евины кудряшки.

– Ну потому что дядей зайками не называют!

Зайка пролетела мимо моих ушей и упала куда-то в темный уголок памяти, где преспокойно пролежала до сегодняшнего дня, даже не поднимая своих ушек. Это теперь они торчали из кармана старой шубы, и я их удивленно разглядывала, пытаясь осознать еще одну проблему нашего брака. А тогда меня волновал только один вопрос: как сделать так, чтобы Гордей бросил пить.

Утром я собиралась на работу, а он еще все лежал на ковре в столовой.

Вечером я не стала его раздевать. Все, что Гордей смог, это сильнее закутаться в покрывало и принять позу младенца. Кажется, ему было не так уж и плохо.

– Папа заболел? – спросила Ева, разглядывая кокон на ковре.

– Да, золотце, у него помутнение сознания, – язвительно ответила я, надеясь, что адресат слышит.

– А это опасно?

– Да, дочь, так и без мозгов можно остаться.

– Вот вырасту, не буду так болеть, – сделала заключение Ева.

– Даже не вздумай! – погрозила я ей пальчиком.

Я вызвала такси, чтобы отвезти Еву к маме, в Коромысловку – всего-то двенадцать километров от Вятанска. Извилистая асфальтовая дорога лежала среди полей, с одной стороны обрамленных хвойными лесами, а с другой – узкой лентой реки, которая пряталась за высоким берегом. Местами вятанские холмы превращались в американские горки, и сердце всегда замирало на одном из поворотов, который открывал бесконечный горизонт, а Коромысловка вырисовывалась разноцветным островком среди лесов и холмов.

Мама ничего не спросила про ранний приезд, только внимательно посмотрела на меня. С тех пор, как я уехала из дома, она всегда заглядывала в мои глаза с надеждой, пытаясь разглядеть в них только счастье и безмятежность, но их там давно уже не было.

В редакции я постаралась замаскироваться. Сидела и смотрела на пустой вордовский файл уже целый час, как будто могла там найти ответ. Мысль, которая свила в моей голове гнездо и даже вывела птенцов, была до безобразия простой: что делать? И эта мысль была бы правильной, если бы я добавляла «мне». Что делать именно мне? А я размышляла над тем, что делать Гордею, чтобы перестать пить.

Тогда я искренне верила, что могу убедить, уберечь, повлиять. Даже после вчерашнего. С кем он так напился? Почему не подумал о Еве? И обо мне? Ведь знал, что я обязательно расстроюсь, буду смотреть строго, а потом презрительно. Потом буду говорить пламенные речи о вреде алкоголя, а он соглашаться и обещать, что все изменится, и что столько пить он точно не будет. Он обещает. Вот главное, за что я цеплялась. О том, чтобы пойти к врачу или закодироваться не было и речи. Гордей утверждал, что он не алкоголик, в любой момент может бросить пить. Или все-таки уже не может?