– Жалко, «Северную» тоже схоронили, – сказал Аверьян, желая нарушить затянувшуюся паузу, после того как они помолчали с полчаса, – помянуть могли бы. Человек все же…
Страх не отпускал, и бугор не ответил. Он задумчиво скосил глаза на пол и обнаружил рядом с креслом бумажный квадратик с печаткой. Он подвинул ее сапогом поближе и поднял. Там было напечатано, по-типографски: «Рулет домашний к завтраку. Вес 800 г. Изготовитель: Оленегорский мясоперерабатывающий к-т. Упаковщик…» На месте упаковщика стояла завитушка. К завитушке прилипла мясная крошка и две разваренные гречневые крупинки из рулетной начинки. И то и другое прилипло при разрезании. У бугра сжалось сердце.
«Выходит, не кишка это была, – подумал он, с опаской покосившись на Аверьяна, – выходит, купленое было…» Он закрыл глаза и внезапно для самого себя спросил вслух:
– А где ж тогда кишка?
– Да зарыли, – недоуменно ответил Аверьян. – Ты чего, бугор, с ума сходишь, что ль?
– На воздух пойду, – ответил машинист, открыв глаза по новой, – дурно мне чего-то стало. Правда твоя, выпить надо было. Хер с ним теперь, с планом.
– Я с тобой, – решил Аверьян, – мне тоже худо…
Они надели ватники и спустились в машзал. Снизу, откуда-то из-под движка, вертикально установленного левого поворотника, раздался слабый звук. Мужики прислушались. Теперь звука вроде не было.
– Чего-то там было, – недоверчиво протянул Аверьян, – такое, чего-то, какое-то…
– Не мели, Емеля, – отмахнулся бугор. – Ветер по базе гуляет, не закрыл кореец на зиму, как надо…
Звук повторился снова – теперь уже отчетливо и гораздо громче, чем раньше. Оба посмотрели друг на друга. И обоим пришло в голову одно и то же. Почти одновременно. И оба кинулись за поворотник, к квадратному люку, монтажному, что вел вниз, в саму базу. Люк был просто прикрыт, а не затянут на болт, как всегда. Аверьян резко откинул крышку и заглянул вниз, в темноту.
– Дай переноску! – крикнул он бугру. Тот протянул лампу в кожухе и воткнул с другого конца в двенадцативольтовую сеть. Стало светло, и тут же раздался радостный лай. Их, Апрелевский. Собака сидела в базе и с надеждой смотрела на освободителей.
– Еж ты мое-е! – схватился за голову Аверьян. – Апрелька! Как же ты туда, миленький?
– Это он его туда заныкал, Чен. От нас, чтоб, – с тихой яростью в голосе сказал бугор, – игрушки играет. – Он говорил о помощнике в настоящем времени, – апрель свой празднует. По первым числам. Понял я…
Аверьян обалдело уставился на бугра, до него тоже начало доходить…
– А сосиску эту в буфете взял, – добавил бугор, – упаковщик херов, с мясокомбината… – Он со злостью кивнул вниз, в базу. – Из-за него все, из-за кабысдоха этого, Апреля недоебаного. – Он посмотрел вниз еще раз и жестко сказал Аверьяну: – Ну-ка, давай его сюда, морду блядскую.
Аверьян спустился вниз по приварной металлической лесенке, взял Апрельку на руки и протянул его наверх, к полу, со своей, нижней стороны. Бугор перехватил собаку. Апрель с бешеной радостью вылизывал лицо и руки хозяина, подвывая при этом от счастья.
– Радуешься, сука? – спросил его бугор. – Ну, щас ты у меня зарадуесся.
Двумя руками он перехватил псину за задние ноги и опустил его головой вниз. Апрель жалобно вякнул и сделал попытку вырваться. Игра эта была ему непонятна.
– По косой, говоришь, плохо получится? – спросил бугор неведомого собеседника. – Дерево, говоришь, надо?
