Привычные попытки попасть в «царство Морфея» обходными путями не сработали. Даша влила в себя два стакана воды, сбилась со счета, нарезая круги по спальне, два раза сбегала в туалет, походя вознося оды разумному решению папы, который захотел построить лишнюю ванную на втором этаже. Больше всего Даша опасалась спуститься вниз и нос к носу столкнуться с Ником.
Совсем отчаявшись и включив ноутбук, Даша решила развлечь себя листанием ленты соцсетей, но привычно погрузиться в «инстаграмную» пучину и забыть о проблемах не получилось. Злополучная тетрадь в кожаном переплете с тиснением и болтовня с Милкой в парке засели в мозгу, как пластинка с песнями Олега Винника. Перед глазами стоял тот самый, идеальный, мужчина, облик которого Даша так щепетильно и ярко нарисовала в своем воображении впервые за многие годы полного штиля в личной жизни. И вот он в этой жизни появился – за считанные часы после составления этого «портрета». Поводом к тому, чтобы съехать с катушек, было достаточно, и Даша чувствовала, что уже едет.
На глазах выступили непонятные слезы, то ли от отчаяния, то ли от злобы на Милку, зачем-то появившуюся в ее жизни с идиотской анкетой, изобретенной этим Фрейдом и Ницше в юбке, – и посеявшую там хаос. Вплоть до сего момента Дашу целиком и полностью устраивал ее холостяцкий статус и дефицит букетно-конфетной валюты в ее крошечном суверенном государстве. Если бы не Милкина придурь с охотой на принцев, она уж наверняка не стала бы влюбляться в будущего мужа своей сестры, будь он трижды яхонтовым, думала Даша. Или…все равно бы влюбилась?…
Ощущая, как эта злоба начинает переполнять ее до краев, Даша захлопнула ноутбук, одним скачком перемахнула через полкомнаты и рванула один из ящиков журнального столика, где еще сегодня днем спрятала тетрадь. Первая мысль, посетившая ее, была не нова – предать тотемную вещь ритуальному сожжению, но воплощение этой мысли в реальность было чревато последствиями. Даша метнулась к гардеробу и распахнула одну из нижних дверец; там хранились старые туфли и некогда любимая сумка «сезан» с оторвавшейся ручкой. Вывалив все старье на пол, Даша уже вознамерилась похоронить блокнот в девственных джунглях своего шкафа, как тут ее рука наткнулась на что-то скользкое и прохладное. Она потянула за этот скользкий краешек, и с полки вместе с какой-то пылью и грязью выпал альбом для рисования в твердой глянцевой обложке. Под альбомом валялась коробка с чернографитовыми карандашами.
Даша опустилась на корточки и перебрала карандаши, вывалившиеся на паркет. Когда-то очень давно она не представляла своей жизни и себя саму без рисования. Даша любила рисовать все, что видела и что казалось ей необычным, интересным, – это могла быть кошка, закат солнца, проходящий мимо абсолютно незнакомый человек. На первом курсе, начав встречаться с Андреем, Даша приняла решение расстаться со своим хобби, невзирая на то, что рисовала еще с начальной школы. Она рассудила, что у нее ничего толком не получается и что знаменитым, да что там – на худой конец, добротным художником ей не стать никогда. Она убрала все работы, которыми папа годами увешивал дом, на чердак; альбом и карандаши, которые обычно всегда были у нее под рукой, Даша хотела выбросить, но почему-то не решилась и спрятала их в шкаф, а потом забыла.
Предварительно стряхнув с обложки клок паутины, Даша распахнула альбом и почему-то осторожно коснулась пальцами пожелтевшей английской бумаги. Бумага немножко зернистой на ощупь. Широкий луч густого света, проливаемый энергосберегающей лампочкой из ночника на ковер, позолотил ее, отчего эта желтизна стала казаться признаком не дряхлости, а таинственности и благородства. Рука Даши инстинктивно схватила один из карандашей – все они были заточены, как иглы; Даша затачивала их канцелярским карандашом, чтобы они дольше сохраняли остроту лезвия. Она и сама не заметила, как из-под шипа стержня на мистически сияющей бумаге появились глаза.
