– Не кажется ли вам, господа, что слишком много смертей за такое короткое время? – Мирон озвучил мучавшую всех мысль.
– Левша, говорите вы? Лев-ша, лев-ша…– Мирон взлохматил волосы, – Нет, не припоминаю, чтобы встречал где-нибудь тут леворукого… А вы?
– Je n`ai pas vu non plus, monsieur1, – ответил князь, который, ища наиболее выгодный ракурс, крутил голову Лизы, взявшись за ее подбородок. Наконец, он отошел подальше, оценивая модель в целом. – Все, Алекс, смотрите вот на этот угол картины господина Ксенакиса и постарайтесь не шевелиться.
Пятясь, Иван вернулся к своему мольберту и взялся за кисти.
Иван посадил ее в такую неудобную позу, что спину заломило сразу. Сидеть, слегка откинувшись на спинку стула и повернув голову в сторону князя при этом рассматривать нижний угол подрамника, установленного на мольберте грека, было утомительно. Перышкиной хватило только на двадцать минут честного позирования. Подавив очередной зевок, чтобы хоть как-то отвлечься от ноющей боли в спине, девушка вытащила из кармана телефон. Не меняя позиции головы, открыла книжку, которую начала читать еще до попадания в этот мир. – Так не мешает? – на всякий случай спросила она.
– Напротив, очень интересная подсветка лица снизу, продолжайте, – ответил Иван.
– А что вы там рассматриваете, можно полюбопытствовать, – через некоторое время спросил из своего угла Мирон. – в этой маленькой светящейся коробочке.
– Я читаю новый роман, одного популярного у нас автора, легкий абсурд, немножко юмора. Прикольно.
Вопрос Мирона – какой сюжет у этого романа, Лизу поставил в тупик. Она раньше об этом не задумывалась. Ну какой тут сюжет? Бред наслаивался на глюк, прикрываясь бессмысленными словесными выкрутасами, вперемежку с шуточками и хохмочками. Колоритные персонажи, являющиеся в дымном чаду, сочные детали и все это в жестком ритме, заданном аккордами тяжелого киберпанка. Так какой сюжет? Она так и ответила, что сюжета как такового нет, а есть сплошные рассуждения автора о месте человека в эпоху либерализации ценностей.
– Ну прочтите, что-нибудь, – попросил Мирон. – Чтобы понять, о чем вы только что сказали.
Лиза сосредоточенно листала странички, пока не нашла, ту главу, которая ей понравилась больше всего.
«Богдан с трудом разлепил глаза, по которым тут же резанул яркий луч, пробивавшийся сквозь щель между плотными шторами, а это означало, что уже перевалило за полдень. Именно в это время солнце, добравшись до своего пика, начало скатываться вниз и атаковать стеклянный фасад высотки…» Дальше главный герой начинал с трудом припоминать события предыдущего дня. Неожиданно он обнаруживает в своей постели незнакомого субъекта. Все дальнейшее повествование было построено как диалог главного героя и этого персонажа, как потом выяснилось – его alter ego. Они вели на кухне околофилософские беседы, рассуждали о вечных темах, дымили сигаретами, ссорились и мирились.
А когда история дошла до гендерного многообразия живописцы выползли из-за своих холстов. Пришлось Лизе проводить ликбез для художников. От ее объяснений и без того не маленькие глаза грека стали еще больше, а нижняя челюсть князя отвалилась.
– Простите, мадемуазель, не сочтите мой вопрос бестактностью, но вы…– начал Мирон, размахивая зажатым в пальцах флейцем.
– Хотите спросить, как я себя позиционирую? – Лиза наморщила лоб. – Хм… Ну как у нас говорят: «Для своей идентификации я употребляю местоимение «она».
