Наступившая осень выдалась на редкость сухой, теплой и ласковой. Прогулки в гордом одиночестве по осеннему городу всегда доставляли мне необычайное удовольствие; я любовалась ярко-красной листвой кленов, золотыми березками, вечнозелеными елями и соснами в парках и на бульварах. В воздухе стоял неповторимый запах прелых листьев. Листья шуршали под ногами, устилали тротуары сплошным разноцветным ковром; порой какой-нибудь одинокий листок отрывался от оголенной ветки и медленно планировал вниз, создавая особое настроение, нет, не печали, но легкой отстраненности от рутины жизни, привнося в мое существование легкий налет экзистенциальности.
Чего только не приходит в голову во время таких прогулок! Невольно и о смысле жизни задумаешься. В отличие от моих друзей, я никак не могла определиться с выбором профессии. Училась уже в третьем по счету институте, однако полной уверенности в правильности избранного пути не было до сих пор. Причем, если два предыдущих вуза были сугубо техническими, то третий – чисто гуманитарным. Ладно бы я не успевала, и меня отчисляли за неуспеваемость, так ведь ничего подобного. Везде поступала сама, сдавала экзамены на общих основаниях, без репетиторов и родительских связей. Училась на хорошо и отлично, разве что изредка хватала «удочки», да и то исключительно из лени. Однако, проучившись один или два курса, понимала, что совершила роковую ошибку, потому что избранная специальность совершенно меня не интересует, после чего подавала заявление на отчисление. В деканате меня всегда пытались отговорить от столь решительного шага – я была на хорошем счету, – но только тратили время впустую, переубедить меня было невозможно. Сбросив очередные институтские путы, я на какое-то время «подвисала в воздухе», не представляя, чем буду заниматься в дальнейшем, и главное – чего же, собственно, хочу?
Моей альма матер на настоящий момент являлся престижный гуманитарный университет, куда я поступила на факультет журналистики. Учебный процесс не слишком меня угнетал – все-таки уже третий курс! – и я подрабатывала в популярной молодежной газете: писала обзорные статьи по литературе и искусству. В тот день редактор «молодежки» дал мне задание осветить масштабную выставку местных живописцев и ваятелей. Отправилась я туда без особого энтузиазма, однако с нескрываемым интересом: все же любопытно, какие замечательные события происходят в нашем городе на ниве художественного творчества. И вообще, происходят ли?
Там мы и познакомились. Совершенно случайно. Когда я соляным столбом застыла возле полотна местного мэтра, мысленно прикидывая, что же можно сочинить про хаотическое нагромождение ярких пятен и переплетенных линий под названием «Восторг художника от созерцания небесных огней». Разрази меня гром, если я вижу эти самые «небесные огни»!
Он подошел незаметно, почти подкрался, постоял возле меня и, по-видимому, прочитав, отражавшиеся на моем лице впечатления от данного живописного шедевра, непринужденно спросил:
– Что, не нравится?
– Как вам сказать… – мрачно отозвалась я, – что-то в этом есть, но наверно я не доросла до подобных высот изобразительного искусства, – и только тогда взглянула на собеседника. А он – ничего, симпатичный.
Мы разговорилась. Немного прошлись по залам, обмениваясь впечатлениями, потом он попросил мой телефон. На том и расстались. Звали его Гена. Он сказал, что окончил Академию художеств в Ленинграде и является дипломированным искусствоведом, чем, естественно, меня заинтриговал. А если еще прибавить, что передо мной явился высокий, стройный, голубоглазый и слегка лысеющий джентльмен, который со знанием дела рассуждал о представленных на выставку картинах и их создателях, со многими из которых был знаком лично, – мой интерес к нему значительно возрос.
